Божественная комедия (илл. Доре)

Алигьери Данте

133

Но кто такой Герардо знаменитый,Который в диком веке, ты сказал,Остался миру как пример забытый?»

136

«Ты странно говоришь, — он отвечал. —Ужели ты, в Тоскане обитая,Про доброго Герардо не слыхал?

139

Так прозвище ему. Вот разве Гайя,Родная дочь, снабдит его другим.Храни

вас бог! А я дошел до края.

142

Уже заря белеется сквозь дым, —Там ангел ждет, — и надо, чтоб от светаЯ отошел, покуда я незрим».

145

И повернул, не слушая ответа.

Песнь семнадцатая

Круг третий (окончание) — Круг четвертый — Унылые

1

Читатель, если ты в горах, бывало,Бродил в тумане, глядя, словно крот,Которому плева глаза застлала,

4

Припомни миг, когда опять начнетРедеть густой и влажный пар, — как хилоШар солнца сквозь него сиянье льет;

7

И ты поймешь, каким вначале было,Когда я вновь его увидел там,К закату нисходившее светило.

10

Так, примеряясь к дружеским шагамУчителя, я шел редевшей тучейК уже умершим под горой лучам.

13

Воображенье, чей порыв могучийПодчас таков, что, кто им увлечен,Не слышит рядом сотни труб гремучей,

16

В чем твой источник, раз не в чувстве он?Тебя рождает некий свет небесный,Сам или высшей волей источен.

19

Жестокость той, которая телесныйСменила облик, певчей птицей став,В моем уме вдавила след чудесный; *

22

И тут мой дух всего себя собравВ самом себе, все прочее отринул,С тем, что вовне, общение прервав.

25

Затем в мое воображенье хлынулРаспятый, гордый обликом, злодей,Чью душу гнев и в смерти не покинул.

766

Жестокость той… — Прокна, чтобы отомстить своему мужу — фракийскому царю Терею, который изнасиловал ее сестру Филомелу и вырезал у нее язык, убила своего сына Итиса и его мясом накормила отца (Метам., VI, 424-674). Прокна (по тому варианту мифа, которому следует Данте) была превращена в соловья, а Филомела — в ласточку (ср. Ч., IX, 13-15).

28

Там был с Эсфирью, верною своейВеликий Артаксеркс и благородныйРечами и делами Мардохей. *

31

Когда же этот образ, с явью сходный,Распался наподобье пузыря,Лишившегося оболочки водной, —

34

В

слезах предстала дева, говоря:«Зачем, царица, горестной кончиныТы захотела, гневом возгоря?

767

Распятый, гордый обликом, злодей… — Аман, приближенный персидского царя Артаксеркса, злобствуя на Мардохея, замыслил его повесить и истребить всех иудеев. Но царица Эсфирь, иудеянка, предотвратила его замысел, и царь велел повесить Амана на дереве, которое тот готовил для Мардохея (Библия).

37

Ты умерла, чтоб не терять Лавины, —И потеряла! Я подъемлю гнетТвоей, о мать, не чьей иной судьбины». *

40

Как греза сна, когда ее прерветВолна в глаза ударившего света,Трепещет миг, потом совсем умрет, —

43

Так было сметено виденье этоВ лицо мое ударившим лучом,Намного ярче, чем сиянье лета.

768

В слезах предстала дева… — Лавина, или Лавиния (А., IV, 125; Р., VI, 3), дочь царя Лация, Латина, и Аматы. Отец просватал ее за троянского вождя Энея, а мать хотела выдать за Турна, царя рутулов. Смотря на битву троянцев с рутулами и думая, что Турн убит, Амата «в мрачной ярости повесилась» (Эн. VII, 249-474; XII, 593-613).

46

Пока, очнувшись, я глядел кругом,Я услыхал слова: «Здесь восхожденье»,И я уже не думал о другом,

49

И волю охватило то стремленьеСкорей взглянуть, кто это говорил,Которому предел — лишь утоленье.

52

Но как на солнце посмотреть нет сил,И лик его в чрезмерном блеске тает,Так точно здесь мой взгляд бессилен был.

55

«То божий дух, и нас он наставляетБез нашей просьбы и от наших глазСвоим же светом сам себя скрывает.

58

Как мы себя, так он лелеет нас;Мы, чуя просьбу и нужду другого,Уже готовим, злобствуя, отказ.

61

Направим шаг на звук такого зова;Идем наверх, пока не умер день;Нельзя всходить средь сумрака ночного».

64

Так молвил вождь, и мы вступили в теньВысокой лестницы, свернув налево;И я, взойдя на первую ступень,

67

Лицом почуял как бы взмах обвева;«Beati, — чей-то голос возгласил, —Pacific! * , в ком нет дурного гнева!»

70

Уже к таким высотам уходилПред наступавшей ночью луч заката,Что кое-где зажглись огни светил.

769

«Beati pacific!» (лат.) — «Блаженны миротворцы».