Божественная комедия

Алигьери Данте

В начале II песни Данте в замечательном лирическом отступлении обращается к своим читателям, предупреждая их, чтобы они не следовали за ним, если не обладают достаточной силой воображения и разумом, способным понять то, о чем он говорит:

О вы, которые в челне зыбучем, Желая слушать, плыли по волнам Вослед за кораблем моим певучим, Поворотите к вашим берегам! Не доверяйтесь водному простору! Как бы, отстав, не потеряться вам! Здесь

не бывал никто по эту пору: Минерва веет, правит Аполлон, Медведиц — Музы указуют взору. («Рай», II, 1–9)

Представление о пронизанном огнем бескрайнем просторе сочетается у Данте с другим поэтическим представлением — космическим океаном.

Данте и Беатриче приближаются к самой медленной из небесных сфер — сфере Луны. Там поэт встречает духов любви, которым скорее место в Чистилище; это нарушившие не по своей воле, но без достаточного сопротивления свои обеты на земле. Они довольны тем блаженством, которое им предоставлено. Среди них — Пиккарда Донати, которую похитили из монастыря и выдали замуж. На втором небе Меркурия Данте видит деятельных духов, среди них — императора Юстиниана, который перенес столицу империи на берега Босфора и кодифицировал римское право:

Я, Первою Любовью вдохновленный, В законах всякий устранил изъян. («Рай», VI, и—12)

Данте снова возвращается к темам земли. Земная деятельность продолжает существовать в памяти блаженных духов. Земные явления возникают среди небесных. Данте напрасно пил воду реки забвения.

VI песнь «Рая» посвящена истории римской империи после Константина Великого. Данте осуждает и гвельфов, предпочитающих желтые лилии французских королей священному римскому знаку, и гибеллинов, которым лучше было бы, нарушая законы справедливости, воспользоваться другой эмблемой, а не изображать на своих стягах императорского орла. В дальнейших песнях на небе Марса и Юпитера символы креста и орла, как двух начал человечества, появляются в небесных просторах. Они образуются сонмом блаженных духов.

В конце своей речи о судьбах империи Юстиниан рассказывает легенду о Ромео ди Вилланова (VI, 126–135), чья душа находится на небе Меркурия. Возвращаясь из паломничества к св. Иакову Компостельскому, Ромео ди Вилланова очутился в Провансе и поступил на службу к графу Прованса Раймонду Беренгарию IV. Верный домоправитель, он приумножил достатки своего синьора и выдал четырех его дочерей за четырех государей. Ромео оклеветали придворные графа; тогда он ушел, как бедный пилигрим, не взяв ничего с собой и под старость просил милостыню. Такова была судьба справедливого и мудрого советника при дворе неблагодарного земного владыки. В «Пире» Данте писал, что необходимо, чтобы правитель пользовался советами мудреца, без которых нельзя справедливо управлять государством. Но мало кто из князей и королей внял наставлению поэта. В печальной повести о Ромео ди Вилланова между строк можно прочесть какой-то нам неведомый отрывок из биографии самого Данте.

Блаженный покой «Рая» часто нарушается инвективами против дурных пастырей римской церкви, которые ведут людей не к спасению, а к гибели. Св. Пьер Дамьяни ополчается на «святителей» времен Данте, которых ведут под локти одни служки, а другие несут хвосты от их мантий. Когда же эти пастыри появляются верхом,

И конь и всадник мантией объяты,— Под той же шкурой целых два скота. Терпенье божье, скоро ль час расплаты! («Рай», XXI, 133–135)

Роскошь царит во дворцах

епископов, забывших те времена, когда апостолы Петр и Павел ходили босые, питаясь подаянием. Безрассудные священники рассказывают басни и небылицы в церквях, они стремятся вызвать смех прихожан плоскими остротами и шутовскими ужимками:

Для славы каждый что-то норовит Измыслить, чтобы выдумка блеснула С амвона, а евангелье молчит… («Рай», XXIX, 94–96)

Их паства стала слаба рассудком. Простодушные верят всякому вранью и платят деньги за отпущение грехов. Монахи-плуты ордена св. Антония откармливают свиней подаяниями прихожан и сами грязнее этих животных. И все эти сатирические выпады, в которых Данте не слишком отбирает слова, звучат в девятой чистейшей кристальной тверди!

На небе Солнца Данте говорит о том, что после смерти Христа более чем 1100 лет Бедность была вдовой — до появления Франциска Ассизского. Церковь — во власти стяжателей. Инвективы Данте против развращенных пап, прелатов и монахов, против отпущения грехов за деньги имели в XVI в. необычайный успех у протестантов. Тем не менее было бы ошибочно рассматривать Данте как последовательного реформатора католической церкви. Данте не мог бы согласиться с учением протестантов о предопределении, пессимистическим по существу, которое лишало человека свободы воли и ответственности за свои поступки. Для кальвиниста же, верующего в предопределение, независимое от дел человека, не была приемлемой система наказаний и наград в «Божественной Комедии».

Данте заставляет самого апостола Петра произнести на восьмом звездном небе страстную тираду против порочных пап, унаследовавших его престол (песнь XXVII). Пылая святым негодованием, апостол Петр говорит, что не следует удивляться, что облик его принимает алый цвет Марса, так как его престол занял недостойный (папа Бонифаций VIII). Падению церкви радуется в преисподней Люцифер. Звучат обличающие слова апостола:

Тот, кто как вор, воссел на мой престол, На мой престол, на мой престол, который Пуст перед сыном божиим, возвел На кладбище моем сплошные горы Кровавой грязи… («Рай», XXVII. 22–26)

Следует особо отметить трижды повторяющееся эмоциональное: «на мой престол…». Не для того воспитана божья невеста — церковь, чтобы стяжать золото, не для того погибли праведники, чтобы их преемник пристрастно разделял крещеных на своих противников и приверженцев. Ключи св. Петра стали гербом на боевом знамени папы, который водит дружины против христиан и скрепляет образом Петра на печати лживые и продажные грамоты. Петр повелевает поэту:

Скажи о том, что я сказал тебе. («Рай», XXVII, 66)

Данте определяет праведность в раю самовольно, часто вопреки установившимся в церкви взглядам. Так, например, поэт вложил в уста Фомы Аквинского похвалу осужденному и преследуемому парижскими теологами аверроисту Сигерию из Брабанта (род. около 1226 — убит около 1283 г. в Орвиетто, где пребывала в то время папская курия). Фома Аквинский говорит, указывая на один из пламенников на небе Сатурна:

То вечный свет Сигера, что читал В Соломенном проулке в оны лета И неугодным правдам поучал. («Рай», X, 136–138)