Божья кара
Шрифт:
– Значит, так, – Равиль сел на табуретку напротив Светы, наклонился к ней, поставив локти на колени и сцепив ладони. – В общем, Света, я знаю, что произошло. Ваша дочь убита около двух месяцев назад. Было следствие, вскрытие, похороны... Все это так. Но я хочу, чтобы вы знали... Есть мир, в котором мы живем, и есть мир, который для нас недоступен. Может быть, это прозвучит непривычно, но наши близкие после смерти помнят нас и даже более того – они живы нашей памятью. Наша память о них дает им силы жить там...
– Лена
– Думаю, знает.
– И она согласна?
– Она уже идет к вам. Продолжу... Я введу вас в некоторое состояние, чтобы вы могли отрешиться от этого мира... И тогда тот мир станет для вас доступен.
– И мы сможем поговорить?
– Конечно.
– Я ее услышу, и она меня услышит?
– Да, Света, да.
– О чем я могу говорить с ней, а о чем не имею права?
– Вы можете говорить с ней о чем угодно, можете задавать ей любые вопросы... Но она ответит только на те, на которые ей позволено отвечать.
– А кто решает – на какие вопросы ей отвечать, а на какие ни в коем случае?
– Она решает. Она уже подчиняется законам того мира и знает, как себя вести.
– Я ее узнаю? Она меня узнает? Это будет тень или только голос? Или она предстанет в виде какого-то существа?
– Это будет Лена, ваша дочь. Такой, какой вы ее помните.
– Она будет в крови?
– Не думаю. Там нет крови.
– Ни у живых, ни у мертвых?
– Там нет ни мертвых, ни живых, – с нажимом произнес Равиль.
– Она знает, что умерла?
– Конечно... Но она относится к этому не так, как вы. Легче, спокойнее... Она будет больше жалеть вас, чем себя. Наш мир оттуда кажется жестче, безжалостнее... Кровавым, если уж на то пошло. Вы хорошие вопросы задаете, Света.
– Чем же вам понравились мои вопросы?
– Они разумные, мужественные. Они по делу. Вы уже включились в наши игры.
– Это для вас игры?
– Конечно, нет. Но какие-то слова надо произносить... Если я скажу, что это наши с вами затеи, авантюры, забавы... Это будет уместнее?
– Ладно, проехали... Вы правы. Начинаем?
– Я, с вашего позволения, приглушу свет... Верхняя лампочка ни к чему... Пусть остается настольная.
Раздался жесткий стук в дверь.
– Это Андрей, – сказала Света.
– Он может войти?
– Пусть, – Света передернула плечами. – Вроде как бы не чужой.
Равиль открыл дверь, молча впустил Андрея и показал ему на табуретку у газовой плиты. Андрей как-то робко прошел в дальний угол кухни и осторожно опустился на табуретку. Он понял, что разговор, который произошел здесь без него, объединил Свету и Равиля, и теперь они ближе друг другу, чем ему.
Равиль подошел к Свете.
– Сейчас я произнесу древнюю арабскую молитву... Я всегда начинаю с нее в таких случаях. Не пытайтесь сопротивляться, сохранить сознание...
– Надеюсь.
– Тогда откиньтесь на спинку дивана, расслабьтесь, опустите руки – они сами найдут позу, сами улягутся, как им удобно... Закройте глаза... Вы уже на полпути...
И уже с закрытыми глазами Света вдруг услышала странные звуки или, может быть, даже крики, напоминающие волчий протяжный вой, гортанный орлиный клекот, стон, в который прорывались человеческие слова. Но слова были совершенно непонятные, незнакомые, возможно, они звучали тысячи лет назад. Равиль растягивал не гласные звуки, а согласные, и получался в самом деле звериный вой, бесконечно печальный, даже с предсмертной обреченностью. Но в то же время в нем ощущалась решимость из последних сил приподняться на передние лапы и, ощерившись окровавленной пастью, вцепиться в горло врага, зная в то же время, что сил сомкнуть зубы уже нет...
– А-м-м-м-н-н-н-а с-с-т-т-т-о-о-о-н-н-н-а-м-м-м-м... – завывал Равиль, подняв голову к потолку, и Света вдруг почувствовала в какой-то момент, что пропала кухня с сжавшимся в углу Андреем, с Равилем, у которого в жизни такой мягкий голос и такие обволакивающие манеры, и такая походка, будто он неслышно и невидимо крадется к добыче, затаившейся в чаще... И Коктебель исчез, и Черное море, и необъятный Карадаг с хищным оскалом скал...
И вдруг она услышала совсем рядом его, ставший уже привычным негромкий голос:
– Вы где, Света?
– Не знаю... Я никогда здесь не была...
– Что вокруг?
– Пустыня какая-то серая... Ни одной травинки... И небо темное, тоже серое... И дорога, проселочная дорога, я иду по ней...
– Идите, не останавливаясь.
– Впереди посветлело... И в небе слабая синева появилась... Трава на обочине... Перекресток... Что мне делать?
– Не сворачивайте, идите прямо.
– Прошла перекресток...
– На дороге никого не видите?
– Пусто... Речка... Красивая речка... Синяя... И небо синее... Вода чистая, прозрачная... Птицы летают разноцветные... Щебечут... На дороге кто-то показался... Маленькая фигурка...
– Это Лена. Идите ей навстречу. Когда встретитесь, дальше идти не надо...
– Я боюсь... Она вся в темном... Какой-то балахон до пят...
– Спросите, она объяснит, откуда у нее этот балахон.
– Она совсем рядом... Она улыбается... Она узнала меня, бежит навстречу... Не могу, не могу, не могу...
– Я ухожу, – сказал Равиль. – Поговорите.
Света не нашла в себе сил подойти к Лене вплотную и остановилась в двух шагах. И Лена остановилась, ей тоже, видимо, что-то мешало подойти ближе.