БП. Между прошлым и будущим. Книга 2
Шрифт:
Монтаж эпизодов книги, искусно связывающий поколения, отстоящие на многие десятилетия друг от друга, напрашивается стать киносценарием — может, такое и состоится: должен же попасть этот сюжет в руки кого-то из киномира, должен же побудить его снять по книге фильм, — условно говоря, ремейк «Экзодуса». Название ленты может быть схожим, но при этом многое расскажет зрителю такое существенное обстоятельство: тех эмигрантов — не впускали на родину предков, а нас, беженцев последних десятилетий прошлого века, пытающихся оставить страну рождения, — не выпускали из нее… Только и остается
И почему еще не оставила меня книга равнодушным, почему содержание ее глубоко задевает меня: я нахожу много схожего в ней с тем, что сделал мой сын Стас к совершеннолетию своего сына Дэвида Половца. Он, примерно тогда же, в тот год, когда появилась книга Давида Гая, подготовил и издал небольшим тиражом, «для семейного пользования» красочный альбом — генеалогическое древо нашей семьи.
Со множества фотоиллюстраций — даггеротипов позапрошлого века, чудом сохранившихся в погромах и пожарах многих войн, с семейных фотографий — смотрят на меня узнаваемые лица родных. Именно родных — это подтверждено приведенными здесь же копиями метрических свидетельств о рождении, списков-ведомостей уездных и губернских служб, синагог, копиями школьных аттестатов, солдатских книжек…
И тоже — фон: биографии моих родных, живших в России, Белоруссии, Украине, чьи корни обнаружились в конце 18-го века, и за ними — погромы, революция, бомбежки, немецкая оккупация, жизнь (а чаще — смерть) в еврейских гетто.
…Здесь, в книге Гая, нет фотографий, но её персонажи — герои её глав — явлены настолько точно и настолько образно, что, мне кажется теперь, я лично их знал, я разговаривал с ними, писал им письма и получал письма от них… Книга уже прочитана, а я еще живу в ней.
Но меня не оставляет мысль: а что, если бы это прямые предки Давида Гая оставили в годы погромов Кишинев, а не предки встреченного им здесь родственника, от которого он, собственно, и узнал многое об «американской ветви» своей семьи, и о чем рассказывает его книга «Средь круговращения земного». И родился бы он тогда, скорее всего, тут, в Америке, — и, возможно, он и здесь избрал бы писательское ремесло, и тридцать лет сотрудничал бы он не с газетой «Вечерняя Москва», а, допустим, с некоей «Ивнинг Стар»…
И тогда все его двадцать книг, его романы и повести, были бы написаны им на английском языке, включая и документальное исследование о советском вторжении в Афганистан, изданное здесь на русском языке. А его «Десятый круг» о Минском гетто — её рукопись не нуждалась бы в переводе с русского на английский перед изданием ее в США, как это случилось недавно. Она сразу была бы написана на превосходном английском, равном тому русскому, на котором Давид Гай пишет здесь и сейчас свои книги.
А может быть — и нет… Только не зря говорят: история не знает сослагательного наклонения.
А эта книга — надо думать, она не останется единственной, доставшейся англоязычному читателю. Пока же, знакомство с ней остается привилегией русскоязычного читателя — не пренебрегайте
2011 г.
И завершающая часть 3-я…
Неистовый Аркадий…
Аркадий Белинков
Однажды, было это много лет назад — в «Панораму» зашла женщина, зашла без предварительного звонка и не условившись о встрече. В тот раз конец дня случился не такой напряженный, каким он станет завтра — сразу же на утро после сдачи в типографию очередного выпуска. Сотрудники редакции понемногу расходились кто куда…
— Наталья Белинкова-Яблокова, живу сейчас в Монтерее, — представилась она с порога наборного участка, где меня застала. И почти сразу добавила: —…в эмиграции с 1968 года. Вот, хотела вам показать журнал, он только что вышел в Европе, «Новый колокол».
Я взглянул в оглавление — имена достойные, что сказать, хотя многие прикрыты псевдонимами, вроде «А.Анатолий» (сейчас-то не секрет, что под ним скрывался Анатолий Кузнецов, сценарист, автор «Бабьего Яра», попросивший в 1969 году политическое убежище в Англии). А то и просто «читатель» — его «Письмом из России» открывался журнал, за ним следовал «Побег» Аркадия Белинкова. А дальше — «Новый класс» Милована Джиласа, югославского диссидента, за что он и отсидел очередной срок в коммунистической Югославии, Эдуард Штейн с «Записками о польской тюрьме». Редактор журнала — моя собеседница, как выяснилось вскоре в нашем разговоре, вдова Аркадия.
— И легко отпустили, долго ждали разрешения — всё же 68-й, не 75-й, когда стали выпускать понемногу?
— Бежали мы… А журнал вышел только что — вторым изданием, теперь уже в Москве. Первое же его издание состоялось в 1972-м в Англии. Может, редакция расскажет о нем, поместит рецензию?..
Бежали… Да слышал я об этом побеге, сейчас я вспомнил передачи «Свободной Европы», пробивавшиеся сквозь чудовищный вой и треск советских глушилок к допотопной «Спидоле» — еще там, в 60-х. Что-то отрывочно знал я и от знакомых, связанных с миром литературы неофициальной и, стало быть, не всегда легальной.
Вот так состоялось моё знакомство с этой замечательной женщиной, вынесшей на своих плечах груз, какой немногим доставался даже и тогда, там — в Советском Союзе. Вряд ли Рональд Рейган, назвавший СССР «империей зла», был знаком с содержанием «Нового колокола» — хотя оно многократно подтверждало тезис нашего тогдашнего Президента.
Потом мы обменивались письмами, иногда телефонными звонками. И совсем потом, уже спустя годы, я пытался разыскать Наталью — ни один из сохранившихся у меня номеров телефона ей уже не принадлежал. А мне нужно было, и как можно скорее, получить ее согласие на публикацию её письма в редакцию в готовящемся к выпуску в Москве моем сборнике «Между прошлым и будущим» — я испрашивал такого разрешения от всех, чьими письмами завершалась книга. Кажется, именно объявление о продаже вышедшего сборника в «Панораме» подсказало Наталье идею самой позвонить мне: