Брачный сезон, или Эксперименты с женой
Шрифт:
– Да-а, - протянул я, не зная, что на это сказать.
– Но имя все равно получилось красивое.
– Правда?!
– лицо Ленькиной подруги словно осветилось изнутри и еще более похорошело.
– Спасибо.
Из коридора донесся топот, и в кухню просунулась счастливая Ленькина морда. Он прошествовал к столу, неся на вытянутых руках поднос, накрытый салфеткой.
– Блюдо, блюдо, сделай чудо!
– прокричал Тимирязьев и сорвал салфетку.
Нашим глазам предстал великолепный зажаренный карп. Из его распоротого брюха выглядывал
В стаканах зашипело пиво. Сделав несколько глотков, мой верный друг скривился.
– Это не пиво! Это вода из-под крана.
– Другого не было, - пробормотал я.
– Небось самое дешевое купил, жмот? Ладно, давай садись за кроссворд.
Я хотел заикнуться об отсрочке этой пытки, но на мою сторону неожиданно встала Саира:
– Леонид, ну что же вы так сразу?
Тимирязьев обрадованно ухмыльнулся, показал мне под столом большой палец и тихо сказал:
– Ну ты, старикан, даешь! Такие перемены за пару минут. Вот что значит педагогика!
Мы с Ленькой принялись за рыбу. Саира изредка заинтересованно сдувала пену с пива. Пить она не пила. Неожиданно она взглянула на меня и спросила:
– Вы любите собак?
Рот у меня был забит карпом, поэтому я энергично закивал. В голове уже вертелась фраза. Что-то патетическое, вроде: "О, собаки, петухи городов!"
– И Леня любит, - с грустью продолжало дитя степей.
Тимирязьев тоже закивал, словно хотел сказать: "Истинная правда. Собак я люблю, как собственных будущих детей".
Я наконец прожевал рыбью плоть и вежливо осведомился:
– А при чем тут собаки?
– Просто я хотела сказать, как хорошо, что у вас не едят собак, несколько нелогично ответила девушка.
– Рыба, по-моему, гораздо лучше.
От неожиданности я выпучил глаза.
– Что же вы тогда не едите?
– Нельзя. У меня ведь всю жизнь были доги, - проговорила Саира куда-то в пространство.
– Ну и что же?
– непонимающе спросил я.
– Первого съели, когда я родилась...
– Большой удар, надо сказать, - подытожил Тимирязьев и смачно сдул на пол пивную пену.
Бред какой-то! Эта мадемуазель, судя по всему, вегетарианка. Интересно, как она объясняет то, что ей приходится есть растения? Их ведь тоже убивают. А некоторые, страшно вымолвить, живыми бросают в кипяток или на сковородку! Нет, я лично очень рад, что все эти восточные штучки меня не затрагивают. Так и с голоду помереть недолго. Туго придется Тимирязьеву... Тем временем у батареи выстроились пять пустых бутылок. Саира засобиралась домой.
– Может, останешься?
– с тоской проговорил Ленька.
– Я сейчас ухожу, - спохватился я, не желая подводить друга.
– У меня срочное дело...
– Сидите, Сеня, сидите, - остановила меня Саира.
– Мне уже давно пора.
Она встала из-за стола, и я смог оценить ее великолепную фигуру. Несколько обалдевший от увиденного, я поплелся было следом в прихожую, но Ленька показал
Через минуту Саира заглянула на кухню и помахала мне маленькой ручкой. На девушке, к моему удивлению, была роскошная песцовая шубка. Довольно странно для убежденной вегетарианки.
– Арсений, надеюсь, мы еще увидимся.
Тимирязьев, не отлипая от своей красавицы даже на миллиметр, потащился сажать ее в такси.
Глава 21
Крушение бастиона
Когда Ленька вернулся, выглядел он, как туча на фотографии из космоса. Молча уселся на стул и поставил перед собой пузатую бутылку немецкого пива. Другую придвинул мне. Мы стали ковыряться в останках карпа.
– Лень?
– спросил я, поддев на вилку травинку.
– Она что, вегетарианка?
– Ага, - буркнул Тимирязьев.
– Что, совсем живности не ест?
– Не жрет, сволочь! Ничего не жрет, кроме кроссвордов!
– Саксофонист сипло вздохнул во всю мощь своих разработанных легких и убежденно добавил: - Но я ее все равно сделаю. Найду подход...
– А что же она шубу песцовую носит? Не жалко ей зверушек?
– Песцовая, скажешь тоже!
– отмахнулся мой друг.
– Искусственная у нее шуба... Кстати, старик, - спохватился он, - спасибо тебе.
– За что?
– я подумал, что Тимирязьев издевается.
Но он совершенно серьезно продолжил:
– Хоть от кроссвордов ее оторвал. Ничего девочка, а?
Я смущенно кивнул. Ленька заметно повеселел и предложил:
– Старик, а хочешь, я тебе на саксе сыграю? Душа поет...
– Ты бы лучше ей сыграл.
– Ха, ты думаешь, она понимает настоящую музыку? Ей бы "балалайка два струна, я - хозяин весь страна". Это еще в лучшем случае!
– Что же она тогда к тебе прилипла?
– Дурилка картонная!
– Ленька покрутил пальцем у виска.
– Это я к ней прилип!
Тимирязьев сходил за саксофоном. Когда он вернулся, по его лицу разлилась благость. Он погладил свою замысловато изогнутую дудку и, перед тем как сунуть мундштук в рот, заметил:
– Я тебе сейчас изображу одну композицию. Недавно придумал. Но, боюсь, настоящая музыка создается для тех, кто ее не понимает.
После этих слов он присосался к саксофону и принялся насиловать его на все лады.
Наверное, я именно из тех, кто ничего не смыслит в настоящей музыке. Звуки, выдуваемые Тимирязьевым, напомнили мне заунывный вой казахского акына. Хотя, с другой стороны, Леньке можно посочувствовать. Ресторан - не лучшее место для творчества. Попробовал бы он сыграть эту свою "композицию" там. Его бы мигом снесли со сцены и уволили бы ко всем чертям. Не пил бы он тогда немецкого пива и не закусывал жареными карпами. Поэтому благоразумный Леня играет "настоящую музыку" только на собственной кухне. А на публике его репертуар распространяется от "Сулико", которую заказывают гости с Кавказа, до пресловутой "Таганки".