Брак с правом на счастье
Шрифт:
Иренийка поклонилась мне, шурша цветастыми тканями.
– На самом деле, - поделилась она, приобнимая сына, – мы им очень гордимся. Наш Тори недавно поступил в услужение к самому лорду Фабиано Себастьяни. Пока ничего серьезного – оказывает мелкие услуги, бегает по поручениям. Но это открывает хорошие перспективы.
Стараясь выглядеть естественно, я расправила складки на платье, нащупав в потайном кармашке часы Майло. Вытащила их, небрежно откинула крышку. Красноватый отсвет упал на рукав платья.
Ментальная магия…
– Без пяти минут одиннадцать, - вымученно улыбнулась я.
– Еще
– Конечно, - иренийка поклонилась ещё раз и, не убирая руки с плеча мальчика, вышла.
– Благодарю вас, Фаринта.
Я дождалась, когда за ними захлопнется дверь, и обессилено привалилась спиной к стене.
– Майло… Майло!
Меня трясло. Руки дрожали, и я с трудом смогла убрать часы обратно в карман. В голове раз за разом прокручивалась встреча с Тори и разговор с госпожой Кауфман. Помощник Фабиано Себастьяни…
Да…
– Фаринта? – супруг выглянул из гостиной, держа в руках шелковый шейный платок. Увидев мое побелевшее лицо, он осекся. – Милая, что с тобой?
Я бросилась к нему в объятия. Замерла на несколько секунд, успокаивая гулко стучащее сердце, а затем пересказала все – от разговора с городским главой до появления Тори на галерее недалеко от спальни супруга и новости о новой работе мальчика. Майло помрачнел.
– Не волнуйся, - отрывисто проговоpил он.
– Дверь надежно заперта на магический засов и ящик с записями тоже. Возможно, он хотел их заполучить, но попытка провалилась, я в этом уверен. Я бы почувствовал, если бы замок оказался взломан.
Я выдохнула. Супруг молчал, поглаживая меня по спине.
– Майло, неужели ты думаешь, что…
Он чуть отстранился и приложил палец к моим губам с грустной улыбкой.
– Ты обещала дать мне немногo времени, - мягко напомнил он.
– Поэтому давай не будем торопиться с выводами. Тяжело… обвинять… близкого человека. Хотя, – Майло вздохнул, – я все сильнее убеждаюсь, что прав.
Мы не стали продолжать разговор. Майло протянул мне платок – оливковый в тон моему платью, подобранный не иначе как стараниями Мелии – и наклонился, позволяя завязать вокруг его шеи тонкий шелк и уложить концы под темно-серый жилет. Супруг показался мне неотразимым, и я невольно залюбовалась им, немного отвлекшись от дурных мыслей.
– Милорд Кастанелло, - раздался взволнованный голосок Лоиссы. Она выглянула к нам, румяная, счастливая, невероятно хорошенькая. – Вы готовы? Мама говорит, гости уже расселись. Пора.
– Пора, - кивнул Майло и, повернувшись ко мне, коснулся моих губ в мимолетном поцелуе.
К беседке, где проводилась свадебная церемония, я успела самой последней. Мелия, занимавшая правый первый ряд со своей сестрой и гоcподином Сфорци, подвинулась, уступая мне место. Она беспрестанно оборачивалась в ожидании появления дочери, шурша юбками пышного атласного платья, и мяла в руках тонкий платочек, который то и дело подносила к глазам, утирая слезы. На противоположной скамье расположилась госпожа Ленс и две незнакомые мне пары – скорее всего, родственники Джакомо и Густаво – а дальше по обеим сторонам oт прохода сидели остальные гости.
Вступительный аккорд музыки – и головы всех
У входа в сад на самом конце длинной красной дорожки, символизирующей долгую и счастливую жизнь молодых, появилась Лоисса под руку с лордом Кастанелло. Девушка выглядела удивительно красивой. Белоснежный шелк – один из предсвадебных подарков Густаво – мягко обнимал худенькую фигурку, крупными складками струясь вниз до самых белых атласных туфелек. Открытый лиф был расшит тонким кружевом, вышедшим из-под ловких пальцев мастерицы-Клары, и простые стеклянные бусинки, умело вплетенные в цветочный узор, выглядели дороже настоящего жемчуга. Полупрозрачная фата закрывала лицо и длинным шлейфом тянулась на несколько шагов позади.
Но куда прекраснее наряда было лицо Лоиссы, полуприкрытое тонкой белоснежной тканью. Улыбка, робкая и нежная, украшала ее лучше любых драгоценных камней. Блестели огромные темные глаза. Я и сама почувствовала, что с трудом сдерживаю слезы, а Мелия и вовсе не скрывала эмоций, глядя на дочь-невесту.
Майло тоже казался взволнованным. Он держался степенно и прямо, но от моего взгляда не укрылась едва заметное смущение, которое вызывала у него узкая ладошка девушки, лежавшая на сгибе его руки. В этом было что-то невероятно трогательное, словно супруг действительно выдавал замуж дочь.
На короткое мгновение я, не удержавшись, вообразила другую свадьбу – Майло, несколько старше, чем сейчас, но все такой же подтянутый и привлекательный, ведет под руку юную кудрявую девушку с серыми как у него глазами, искрящимися счастьем. Сердце кольнуло. Я хотела, безумно хотела увидеть однажды, как супруг пройдет по такой же дорожке с нашей дочерью. А рядом со мной будут сидеть младшие – двое или, может быть, трое славных девчонок и мальчишек. И, конечно же, Даррен, молодая копия своего отца…
Майло остановился напротив оробевшего от красоты невесты Густаво. Медленно и торжественно лoрд Кастанелло откинул фату с лица девушки и вложил руку Лоиссы в протянутую к нему широкую ладонь младшего Ленса. Тонкие пальчики дрогнули, соприкоснувшись с мозолистыми пальцами будущего супруга. Густаво низко и почтительно поклонился, как сделал бы, будь перед ним настоящий отец Лоиссы, и пара повернулась к регистратору, чтобы выслушать торжественную речь.
На этом роль Майло в церемонии закoнчилась, и супруг вернулся ко мне.
– Дорогие жених и невеста, уважаемые гости, – зазвучал хорошо поставленный голос регистратора.
– Мы собрались здесь в этот прекрасный день…
Слова брачной клятвы разносились над цветущим садом, невольно рождая в душе сладкий трепет. Сказать честно, я слышала это уже столько раз, но отчего-то именно сегодня они казались мне настоящими, правильными, идущими от самого сердца. Волнение Лоиссы, смущение уставо, широкая улыбка Джакомо, которому досталась роль свидетеля жениха, искренние слезы Мелии. Я смотрела на них и остро чувствовала всю ту фальшь, что наполняла мои прошлые церемонии. Нет, не церемонии – скорее, спектакли, умело поставленные бездушным кукловодом. Фальшивый грим счастья на лицах, скрывающий презрение и недовольство, ворох пестрых театральных костюмов, заученные движения марионеток.