Браслет певицы

Уилер У.

– Мисс Ива, вы невероятно великодушны, – улыбнулся Суон.

– Не стоит благодарностей, – тон Ивы стал деловым. – Кстати, через два дня будет приём у леди Каринс, об этом написано в светской хронике. Урусов будет там наверняка, а вам, Гай, я напишу рекомендательное письмо. Леди Каринс – большая любительница истории, она будет в восторге. Напишу ей сейчас же. Придётся срочно прийти в себя после столь долгого беспамятства.

* * *

Два дня прошли в состоянии нервической ажитации. Вернее, эту ажитацию в полной мере ощущал только Флитгейл – срочно поправившаяся Ива, хотя и не выходила из дома, но с жадностью принялась за те занятия, которые прежде были ей строго

запрещены – чтение и раскладывание карт. Всё это было и теперь крайне не рекомендовано доктором Феотокисом, но Ива предусмотрительно принимала его, лёжа в постели, а доктор с удовлетворением отмечал быструю поправку после столь значительного инцидента. Несколько ушибов и лёгкое сотрясение мозга – мисс Ива легко отделалась, а её душевное состояние не вызывало никаких опасений грека.

Суон целыми днями мотался по Лондону и ближайшим пригородам – он тщательно проверял все факты, которые попадали к нему в руки, собирал воедино все разрозненные свидетельства и обрывочные слухи: он готовился к заключительному этапу дела. Необходимо было сделать так, чтобы после прояснения роли Урусова в этом спектакле, Суон мог положить на стол Харрисона исчерпывающий рапорт. Его торопили.

Комиссия по созданию новых линейных кораблей, несмотря на смерть барона Фицгилберта, уже назначила организационное заседание на первую декаду ноября, а ноябрь наступал в день приёма у леди Каринс. До первого заседания комиссии было необходимо совершенно раскрыть это дело, чтобы удостовериться в том, что секретности работы новой комиссии ничто не угрожает, и Фицгилберт был единственным агентом фон Мюкка. Но Суона торопили не только со стороны его новых начальников, представлявших разведывательный комитет при Министерстве Внутренних дел, но и старый приятель, главный комиссар Столичной полиции Брэдфорд. Общество было крайне недовольно медленным ходом расследования, полицию упрекали в бездействии, удовлетворяющий всех результат расследования требовался незамедлительно.

Флитгейл пытался заняться составлением каталога находок, который позволил бы ему с достаточной аргументированностью требовать продолжения работ в Турции в следующем сезоне, но и у него дело двигалось медленно. Гай то и дело бросал работу и начинал бродить по комнатам между распечатанными турецкими ящиками, что-то бормоча и жестикулируя. Лихорадочное настроение квартиранта было настолько очевидным, что миссис Грин не осмелилась досаждать ему своими обычными внушениями, и даже принесла чаю в неурочное время, приложив к нему два слегка запылившихся сухарика.

Впрочем, одна вещь несколько примиряла с действительностью – Гай нашёл свой потерянный перевод, именно в немецком словаре технических терминов, правда не на букву Т, где искал "T"opferscheibe", а на R, где проверял "R"ostreduktionsverfahren" – восстановительный обжиг. Гай счёл это добрым предзнаменованием и до приёма леди Каринс смог закончить и окончательно отшлифовать перевод короткого текста печати.

Вечером знаменательного дня Флитгейл, в ссуженном ему Алоизом фраке и взятом напрокат цилиндре прибыл к особняку леди Каринс на Итон-сквер.

Леди Каринс оказалась живой, говорливой дамой приятной полноты, очень простой в общении и действительно проявлявшей живой интерес к истории и древностям. Она с увлечением представляла доктора Флитгейла гостям, и Гай, сразу почувствовавший себя не в своей тарелке в малознакомом обществе, с большим облегчением обнаружил среди приглашённых Бёрлингтонов, Болингброков, а также своего нового знакомого – мистера Макдэвиша. Через некоторое время он увидел и князя Урусова – тот прохаживался по гостиной с колоритным пожилым господином в сикхском тюрбане и вёл неторопливую беседу.

Гай стал держаться поближе к этой парочке. Накануне они с Суоном

набросали несколько вариантов развития событий, которые, в зависимости от обстоятельств, могли привести к требованию сатисфакции, но теперь Гай даже не знал, с чего начать. Наконец Урусов, во время очередного круга по залу, заметил Флитгейла и церемонно поприветствовал его. Князь представил Гая своему собеседнику, господину Сингху, и далее у Флитгейла были все основания оставаться в его компании, ища походящий момент для ссоры.

Ощущение у Флитгейла было самое глупое. Вообще-то Урусов был ему симпатичен. Конечно, молодой аристократ производил порой впечатление сноба, но при его происхождении это было не так уж и странно. Рассуждал Урусов здраво, говорил немного, но всегда хорошо и к месту, шутки его порой бывали ядовиты, но всегда остроумны. Положительно, при иных обстоятельствах Флитгейл желал бы свести с ним более близкое знакомство, но теперь мучился задачей спровоцировать русского на какое-нибудь неосмотрительное слово. Однако молодой дипломат вполне оправдывал требования, предъявляемые к его роду деятельности, хотя и пожаловался как-то Суону, что склонности к нему не испытывал. Флитгейл уже отчаялся, когда рядом с ними появилась леди Каринс, сияя гостеприимством и радушием.

– Ах, вот вы где, господа! Прошу вас, присоединитесь к нашей небольшой компании, мы хотели бы послушать рассказы мистера Флитгейла. Граф Бёрлингтон уже рассказал нам удивительные вещи! Прошу вас, князь, и вас, почтеннейший мистер Сингх.

Джентльмены прошли к группе гостей, среди которых Гай вновь увидел старика Макдэвиша, сидевшего с крайне недовольным видом. Вероятно, он плохо слышал, что происходило вокруг него, и скучал.

– Послушайте, князь, – радостно сказал Флитгейл, – позвольте мне познакомить вас с совершенно выдающимся человеком. Помните, в прошлый раз у Бёрлингтонов зашёл разговор о всяком сверхъестественном? Ведь вас, кажется, интересуют подобные вещи? По крайней мере, вы разбираетесь в этом? Я познакомлю вас с членом совета Общества по изучению психических явлений, мистером Макдэвишем.

Флитгейл подвёл Урусова к Макдэвишу и представил его. Старик вмиг приободрился, и разговор тут же зашёл о тех вещах, которые вполне устраивали археолога. И не только археолога – вокруг тут же образовалась группа любопытствующих. И впрямь, как говорил Макдэвиш, разговоры об оккультизме открывали дверей в самые высокие круги общества.

– Так вот, господин Урусов, что бы ни говорили критики спиритизма, мы не можем отрицать несомненного существования некоторых людей, связанных с тонким миром, – назидательно говорил Макдэвиш под одобрительный гул остальных гостей.

– Да, князь, вы ведь и сами продемонстрировали нам свои способности, – любезно подтвердил граф Бёрлингтон, обращаясь к Урусову.

От напряжения Гай пропустил начало этого разговора; вероятно, вновь скрестили копья сторонники и критики спиритизма, и, по-видимому, Урусов вновь занял осторожную, дипломатическую позицию.

– Да, я немного практикую, но я не склонен придавать слишком большого значения всякому заявлению о сверхъестественном явлении или особой способности.

– Проверять эти сообщения и заявления действительно невероятно сложно. Это я вам заявляю как специалист, – Макдэвиш, увлёкшись, заговорил громко, игнорируя неубедительную попытку одной гостьи рассказать что-то душещипательное о привидениях из личного опыта. – Мне по занимаемой должности приходится отделять, так сказать, зёрна от плевел. Выслушивать всякие истории, ездить в разные места, если рассказ заслуживает мало-мальского доверия, составлять комиссии. Да вот мы с мистером Флитгейлом совсем недавно имели удовольствие выслушать увлекательнейшую историю одного бродяги с Хайгейтского кладбища…