Брат, мой брат
Шрифт:
— Вить…
Когда Витька, стоя уже на верхней ступеньке, обернулся, лицо у него было чужое. Бледное, жёсткое и перекошенное гневом. Услышав оклик, он дёрнулся рукой в сторону, будто желая нащупать там что-то тяжёлое, чем можно обороняться. Я бы, наверное, даже испугалась, если бы у меня оставалась хоть капля сил на такое.
Витькины тёмные брови приподнялись, когда он разглядел меня, наверняка дурацкую и жалкую. Он соскочил на пол прямо с верхней ступеньки, а мне стало его очень жаль — такой он был растерянный и вообще напоминающий гномика.
А
В следующий момент я узнала, что именно так теряют сознание.
Глава 11. Предвкушение весны
«Протокольная морда».
Такое выражение я раньше слышала, а теперь воочию наблюдала, что это, разглядывая мутноватые фотографии на стенде. Интересно, почему их повесили внутри отделения, а не снаружи? Видимо, чтобы сотрудники правопорядка не теряли бдительности.
Задев меня плечом, мимо прошла длинноволосая девушка в синей форме и на каблуках. Кажется, меня она в самом деле не заметила, но её плечо полоснуло меня чуть повыше локтя. Глядя на её стремительно удаляющуюся фигуру, я задумалась о тех, кто мечтает стать полицейским в детстве. Интересно, Витька хотел?
Можно, конечно, спросить — он сидит как раз недалеко на откинутом сиденье из коричневого кожзама, из-под которого местами пробивается цыплёночно-жёлтый поролон.
Витька — бледно-серый, и соскальзывает с меня взглядом, едва я смотрю в его сторону. Я делаю вид, что не чувствую затылком его глаз, а он делает вид, что совсем не переживает и не испытывает вину.
Честно — это глупо: чувствовать себя виноватым в произошедшем. К тому же, со мной ничего не случилось, а лёгкий обморок почти не считается.
Витька сказал, что ему позвонили соседи — как раз те, около которых припарковалась неизвестная машина — и сказали о троих неизвестных, которые проникли на нашу территорию. А до меня он не дозвонился — видимо, я уже ушла воевать с чертями. Тогда он сорвался с работы и сразу поехал домой. Обнаружил распахнутую настежь дверь и отсутствие в доме меня. Зашёл за угол и увидел двоих незнакомых и неприятных личностей. Дальше Витькино повествование было каким-то сумбурным, но у тех двоих потом обнаружили сотрясение мозгов или что у них там лежало в черепных коробках.
У третьего, который торчал в подвале — перелом челюсти.
Сейчас следствие вроде как подходило к концу, так что ходить в участок нам недолго.
Пропустив ещё двоих полицейских, я пересекла узкий коридор участка и опустилась на соседнее с Витьком кресло. Тот не успел проконтролировать лицо, я взглянул на меня с откровенно-взбаломошной тревогой. А потом опустил лицо и потёр ладони друг об друга.
— Ви-ить, — позвала я, заговорщицки наклоняя к нему голову.
Он
— Вот скажи: все добрые люди такие? — издалека начала я.
— Чего? — конечно же, не понял Витька.
— Проблема добрых людей, — деловито продолжила я, — в том, что они считают себя виноватыми там, где нет.
Витька насупился, отворачиваясь.
— Я не считаю себя виноватым, — протараторил он. — Но я не должен был оставлять тебя одну…
— А я не должна была выходить из дома, — прервала я. — Хватит, а? Глядя на тебя, я чувствую себя какой-то придурочной. Не, ну так оно и есть по факту, но сколько можно себя грызть? Ты не виноват, я не виновата — виноваты эти козлы, которые, слаба Богу, побывали в больнице.
Про больницу я, наверное, зря — Витька, кажется, начал грызть себя ещё и по этому поводу, так что я поспешила продолжить:
— И вообще, если тебе будет легче — просто наори на меня и давай замнём.
Теперь Витька откровенно удивился:
— Почему мне надо на тебя орать?
— Потому что я совсем не думаю ни о себе, ни о других и только подвергаю всех опасности, — в моём голосе, наверное, впервые в жизни прозвучали мамины интонации. И я почувствовала, как щёки начинают глупо гореть.
Витька долго и пристально на меня посмотрел. И примерно через полминуты у него исчезла складка между бровями.
— Это случайность, — уверенно проговорил он. — С каждым могло случиться. И вообще — всё хорошо, что хорошо кончается.
— Вот и порешили, — поспешила подытожить я, обнаглев и коротко оглядевшись по сторонам, я плечом улеглась Витьке на коленки.
Мир вместе с ракурсом моего зрения тут же изменился, а Витькина ладонь торопливо легла на мой висок.
Впервые с тех событий я ощутила, как тело начинает нормально расслабляться.
Нас пригласили к следователю примерно через двадцать минут. В его кабинете, как и в его облике, настолько не было ничего примечательного, что я решила, что это маскировка — шпион всегда должен быть незаметным.
Буква закона диктует свои правила, и беседа вышла очень формальной, гладкой и совершенно не запоминающейся. Понятно только, что превышение самообороны Витьки вменять не будут. А ещё что в деле вроде бы была речь только об изготовлении и сбыче фальсификата.
— Подождите, а наркотики? — прервала я гладкую речь одновременно строчащего что-то следователя.
Он поднял на меня светлый взгляд, в котором даже промелькнуло что-то человеческое.
— Какие наркотики? — сразу насторожились они вместе с Витькой.
Я сразу ощутила, что сболтнула лишнего. Покраснела, наверное. Но продолжила.
— Наркотики в полиэтилене… — зачем мне понадобилось упоминать именно про полиэтилен? — Белые…
Повисла тяжёлая пауза. Наверное, в этот момент следователь думал о том, что ему сейчас придётся рвать начирканное и начинать с самого начала — «Ваши фамилия, имя и отчество…».