Брат, мой брат
Шрифт:
— Когда мне было пятнадцать лет… — совершенно без слуха и голоса пропел Витька, деловито сгребая через перчатку немаленький шмат снега.
Пришлось спасаться бегством, пока он не надумал его в меня бросить.
Вход на территорию парка был свободным, так что кроме нас бродили и другие люди. Но для нас их как будто не было.
Для меня такой парк — это место радости. Будто бы аттракционы — это такие друзья, с которыми не бывает грустно. А летом тут ещё всё время пахнет попкорном и сахарной ватой. И играет ненавязчивая, будто звучащая колокольчиками мелодия.
Воспользовавшись тем, что охрана парка бдит плохо, Витька перемахнул через символическую оградку аттракциона и с ногами залез в «каюту» детского корабля.
— Смотри — я капитан! — гордо сообщил он, разваливаясь на коротком сиденье.
— У тебя сейчас коленки за борт булькнутся, капитан, — не преминула сообщить я.
На что Витька сообщил, что капитан тонет вместе с судном и в подтверждение растянулся назад, скорбно прикрывая глаза. Он стукнулся затылком о торчащий якорь, но это было не самое страшное — плохо выполняющая свои обязанности охрана всё-таки встрепенулась, так что спасаться нам пришлось обоим.
Отдышаться было сложно, хоть охранник явно не преследовал цели нас реально поймать, просто, видимо, решил немного согреться бегом. А мы оказались возле такой карусели, которая имитировала покатушки на лошадях и машинках.
— Видишь, это — ты, — указала я Витьке на осла — всё-таки, из-за него мне пришлось бегать.
— А это — ты, — не растерялся тот, указывая на дракона со злобно изогнутой спиной. Жаль, что я не разглядела его первой.
Отойдя на пару шагов в сторону, я смогла рассмотреть разноцветные кабинки колеса обозрения. Его высота завораживала, так что пришлось запрокинуть голову, чтобы рассмотреть самую высокую точку — оранжевую.
— Интересно, что будет, если эта карусель остановится на самом верху? — подойдя, Витька встал рядом со мной.
— Будет очень страшно, — непроизвольно поёжилась я.
— Зато очень романтично.
Я не успела вскрикнуть, как оказалась у Витьки на руках.
— Пусти! Ты слишком мелкий для колеса обозрения! — встрепенулась я, дёргаясь в его руках.
— Ах, мелкий? — «рассердился» Витька. — Тогда получай, сестра!
С этими словами он посадил меня попой в высокий, непритоптаный сугроб.
— Хам! — только и возмутилась я. И протянула руки, чтобы меня снова подняли.
Наверное, Витька — один из тех мужчин, которые хорошо понимают намёки. Потому что он не стал больше изображать обиду, а просто поднял меня снова.
— Вот так и держи, — замирая внутренне от счастья, я обхватила его вокруг шарфа.
— С удовольствием, — улыбнулся Витька прежде, чем его губы накрыли мои.
Дальше на нас начала накатывать усталость. Витькины щёки окончательно раскраснелись, и он ослабил молнию на воротнике. А солнце начало скатываться со своего зенита, медленно прорисовывая на снегу неровные тени аттракционов.
И, несмотря ни на что, мы продолжали мелкими шажками карабкаться по заснеженным ступеням.
Это
Обзор далеко не как с высоты птичьего полёта, но вполне достаточен, чтобы ощутить себя великаном. И представить на пару секунд, что всё развернувшееся пространство — твоё.
Сделав полшага влево, я обхватила Витьку за пояс и опустилась головой ему на плечо. Пролетевшая мимо ворона показалась ястребом над глубоким ущельем.
Я услышала, как выровнялось Витькино дыхание. Мне даже показалось, что через куртку я слышу его ровное и глубокое сердцебиение.
Наверное, со стороны мы похожи на статую. И мне нравится быть такой статуей. И хочется постоять так подольше.
— Я тебя люблю, — раздалось недалеко от моего уха, и в самое сердце молнией прошла дрожь.
Мир перед глазами немного задрожал, но скоро выровнялся.
— Я тебя тоже, — честно ответила я.
Вечер смеркался под наш поцелуй.
Глава 12. Прошлое настигает в «Санскрите»
К уборке я теперь относилась с особенной тщательностью — домовые совсем не любят грязи и нерадивых хозяек — а к блюдцу с молоком в потаённом уголке на постоянной основе добавились конфетные трюфели. Наверное, это самое небольшое, что я теперь могу сделать.
С той самой ночи никакие ночные шорохи или звуки нас больше не беспокоили, и в воздухе висело ощущение защищённой безопасности. И, признаться, я иногда скучала по тому адреналину и ощущению мистической опасности. По настоящему адреналину и настоящей опасности я не скучала, и первое время побаивалась всяких чужих, оказавшихся поблизости нашего дома, но и это вскоре прошло. Видимо, я морально стойкая и не получаю травм от прошедших опасностей. Но проверять этого совсем не хотелось.
«Очищенный» подвал Витька в сердцах хотел залить цементом, но я сказала, что много чести, и вообще подвал нам пригодится. Потому что если я соглашусь, то распишусь в том, что прошлое и страх берут надо мною верх. А мне этого не надо. Только повешу в подвале парочку защитных амулетов — на всякий случай. И будем хранить там картошку или что полагается хранить в подвалах.
Сегодня, когда мы с Витькой шли, как обычно встретившись с работ, соседка Анна Михайловна, которая очень за меня переживала после всей этой истории с контрактом, стоя у своего почтового ящика, долго не сводила с нас глаз и не забирала своей корреспонденции. Настолько долго, что Витька начал ненароком потирать шею сзади, как он всегда делает в растерянности, а я изо всех сил боролась с желанием смахнуть что-нибудь у себя с носа — иначе чего она смотрит? О таких пристальных взглядах мы позабыли, едва покинули свой город N, и нехорошее чувство дежавю проползло где-то очень рядом. Но, с другой стороны, телепатии в наш посёлок ещё не провели, так что надо делать вид, что всё нормально.