Брат, мой брат

Вкуфь Вера

Я сгребла в ладонь ремень и пошла к кафе.

Мама была уже там. Сидела за столиком около окна и со всей сосредоточенностью изучала меню. Она вообще ко всему любила подходить со всей ответственностью.

Мама — одна из тех, кому идёт стиль вами: тёмные, чистые цвета и лаконичные фасоны. У неё, как и меня, густые черные волосы, которые сейчас незаметно подколоты около шеи и похожая фигура. Темно-бордовая водолазка подчёркивает её стройность, а сапоги на высоких каблуках добавляют роста.

Почувствовав

мой взгляд, мама поднимает глаза. Секунда узнавания, и её лицо коротко расслабляется. Я отмираю от входа и направляюсь к ней.

— Привет, — мама сдержанно улыбнулась, поднимаясь на ноги

— Привет, — отозвалась я, тоже стараясь не улыбаться слишком широко.

Мы обе зависли. Повышенная эмоциональность при встрече — не наша фамильная черта, и это совсем не связано с ситуацией. Так что я поспешила усесться на стул напротив, замечая, как мама делает то же самое.

Её лоб совсем не выражал той злости, которая мне запомнилась, что здорово меня приободрило. Я почти расслабилась.

Официант принёс мне меню.

— Ты хорошо выглядишь, — сделала дежурный комплимент мама.

— Это у меня от тебя, — улыбнулась я в ответ. Мы обе будто не знали, как подобраться к главному.

Кофе и пирожные очень скоро оказались у нас на столе. И мамин вид, стоило официанту отойти, стал неуловимо серьёзнее. Я внутренне подобралась в ожидании

— Ты всё ещё с ним? — её пронзительные глаза вперились аккурат в меня.

Чувствуя короткую вспышку разочарования, я посмотрела в окно. Всё-таки, я ожидала какого-то иного начала разговора.

— Да, — ответила я голой пока что клумбе.

— Вам не нужно быть вместе, — материн голос донёсся справа.

— Да, я в курсе, — вспышка превратилась в натуральную волну, которую совсем не хотелось сдерживать. Я испытала острое разочарование. — Ты и в прошлый раз доступно объяснила, почему.

— Я не об этом, — мне показалось, или в её голосе промелькнула настоящая грусть. — Просто…

Я услышала тяжёлый вздох, а дальше произошло то, чего я не ожидала совсем.

Мамина небольшая ладонь с ухоженной кожей легла на мою руку, лежащую возле небольшой кофейной чашечки.

Это заставило меня развернуться, и я увидела, как на материнском лице смешивается досада, напряжение и… испуг. Это заставило меня напрячься.

— Понимаешь, Марин… — мама сделала паузу, как если бы ей внезапно перехватило дыхание. И пока я ждала продолжения, у самой подвело к горлу сердце.

— Просто, — мама глубоко вздохнула. — Отец Вити… он и твой отец тоже.

У меня на лице проступила такая улыбка, будто я клоун в цирке — даже заболели щёки от напряжения.

— Чего? — голос мой сбился от придавленного смеха. — Ничего получше придумать не могла?

Мне было на самом деле смешно с её попытки

отвратить меня от Витьки. Но руку из-под её ладони я так и не вытащила.

— Я не шучу, Марин, — голос матери действительно остался серьёзным и испуганным. И мне в голову действительно проползла мысль о том, чтобы ей поверить.

— У нас с Сергеем, — мать назвала имя моего отца, — долго не было детей. Да и отношения… разлаживались. Тогда я встретила Вячеслава, — сделала паузу, называв имя Витькиного отца. — А потом родилась ты.

— Это ещё не говорит о том, что Вячеслав — мой отец, — я повела плечами, стряхивая с них что-то.

— Говорит, — безжалостно ответила мать. — У Сергея потом выявили бесплодие.

Ясно. Так вот почему папа пропал с горизонтов после их развода.

Сжав в кулак, я вытянула руку из-под чужой ладони.

— Я не собиралась рушить брак, — продолжала мать. — Вячеслав тоже женился, родился Витя. Потом, ты знаешь — его мать погибла. Я развелась… Так мы и сошлись. Вот…

Мне было неудобно дышать — в груди будто пробило дыру, которая забирала себе много поступающего в меня кислорода. Она же захапала все чувства, потому что у меня их не было. Только эта щемящая и давящая пустота.

— А почему раньше — в детстве, до этого — ничего не говорили? — мой голос прозвучал очень недобро, но я и не старалась сделать его добрым.

Мать склонила голову так, что я видела только её покатый, с обострившимися продольными морщинками лоб.

— Ты считала отцом Сергея, да и была достаточно взрослой… Мы решили, что так будет лучше.

— Спасибо, добрая женщина, — я опять посмотрела на клумбу и нарочно не заметила своего воскового отражения на стекле. Глаза высохли и намокли одновременно.

Я думала, что мать опять вздохнёт, но она не стала этого делать.

— Ты мне всю жизнь врала, — я без страха и вообще безо всяких эмоций посмотрела на женщину, которая когда-то меня родила. — И не только мне. И за своё же враньё наказала меня же.

В уголках глаз я ощутила некстати навернувшиеся слёзы.

— Почему же ты не рассказала, когда я только тебе сказала? — во мне мгновенно выросло желание «дожать» её. — И молчала всё это время?

Мать долго молчала. А потом всё-таки ответила:

— Мне было стыдно.

— А мужу изменять было не стыдно? А чужого ребёнка на него вешать не стыдно? А называть нас последними словами за свой же косяк было не стыдно?

Я её «дожала». Потому что, потеряв самообладание, мать скалой поднялась на ноги. В её взгляде явственно читалось желание перевернуть и стол, и меня. Но мы были в общественном месте, и это сильно ограничивало пространство для маневра этой женщины.

— Тебя никто не просил на него прыгать, — ледяным голосом обожгла она сверху. — Вокруг полно…