Брат на брата. Окаянный XIII век
Шрифт:
Мстислав Мстиславич и его брат, смоленский князь Владимир Рюрикович, сидели за походным столом в шатре. Псковский князь Владимир сидел здесь же, чуть поодаль, на отдельном стольце. Константина среди них не было.
Юрий, оставив братьев у входа в шатер, перекрестившись, перешагнул порог. Стремительно пройдя вперед, он снял с пояса меч и положил его перед князьями. Затем отступил и, гордо вскинув голову, произнес:
–Я в вашей воле. Судите! Об одном прошу: пустите вольно братьев меньших. За мной шли, с меня и спрос.
Мстислав, видя, что князь владимирский глядит соколом, просит не за себя,
–Передай мою волю Всеволодовичам: быть им по своим уделам. А ты, Антоний, – обратился он к епископу Новгородскому, – выйди к князьям. Пусть целуют крест на верность Константину. Тебя же, князь Юрий, с твоим братом Ярославом следует жизни лишить за дела ваши кровавые, да князь Константин просил за вас. Посему живи, князь! В кормление тебе Городец-Радилов. Дружину свою с собой возьми, бояр, воевод, челядь, епископа Симона, насадов [50] , лодок сколь надобно. Потом возвернешь за ненадобностью. И плыть тебе в Городец надлежит спешно. После полудня Константину въезжать во Владимир.
Юрий не ожидал столь мягкого приговора. Он поклонился князьям поясно, резко повернулся и вышел из шатра. Братьев у входа уже не было. Они, обрадовавшись прощению, ускакали в город.
2К Переяславлю Южному дружина подошла ночью. Город встречал своего князя запертыми воротами, сторожевыми кострами вдоль стен и снующим тенями в свете факелов на башнях и ходовых площадках вооруженным народом.
–Не взят ли град ворогом, пока мы в землю володимирскую походом ходили? – с тревогой спросил князь Владимир своего воеводу – боярина Мирослава. Но тот только пожал плечами.
Остановившись на расстоянии полета стрелы от городских ворот, князь отправил одного из дружинников разузнать, что произошло. Вскоре тот вернулся с неутешительными вестями:
–Половцы объявились в поднепровских городках. Вот наши-то мужики на стены и вышли, чтобы ворога встретить должно.
Тяжелые дубовые, обитые железом ворота со скрипом отворились, и дружина вошла в Переяславль.
–Государь, избавитель ты наш, все глаза проглядели, тебя высматривая, – частил словами огнищанин, принимая повод княжеского коня. – Княгиня извелась, тебя ожидаючи. Поначалу половцы объявились под Каневом, а потом под Жолином. Привел их хан Котана, а может, волчата Юрия Кончаковича за полоном пришли. Хотя поговаривают, что это хан Тотур своих воинов привел или сам Чугуй пожаловал. Разное поговаривают. Кобыла твоя любимая, белолобая, жеребеночка принесла, забавный такой…
–Да уймись ты, утомил! Утром придешь и обо всем поведаешь. А теперь оставь меня.
Владимир ступил на крыльцо княжеского терема. Птицей выпорхнула из дверей княгиня Ольга. В белой льняной рубахе, простоволосая, она прильнула к его груди, обвила шею руками.
–Слава тебе, Господи, вернулся! – выдохнула она со стоном. – Я все глаза выплакала, тебя ожидаючи.
–Погоди, – отстранился князь от жены, – я в пыли дорожной, грязен, и дух от меня нехороший.
–То не беда. Банька топлена с вечера, жар, поди, еще не остыл. Пожди малу толику, я токмо за чистой рубахой схожу. Ноне я сама тебя мыть буду, – многообещающе прошептала Ольга в самое ухо Владимиру и, рассмеявшись,
–Вот оно, счастье-то! – потянулся Владимир и, запрокинув голову, устремил взгляд в звездное небо. – Когда есть дом, а дома ждут!
«А над домом-то нависла туча черная, – подумал князь о половцах, и настроение упало. – Бог уберег дружину для дела праведного. Надобно поутру молебен отстоять поминальный по убиенным на Авдовой горе да благодарственный тоже отслужить надобно о возвращении всех переяславцев в здравии из похода», – решил Владимир.
Всего два дня потребовалось молодому князю, чтобы собрать воинство по земле переяславской. Бояре советовали обратиться за помощью к князю киевскому или тестю – князю черниговскому, но Владимир, понимая, что промедление может привести к опустошению всей земли переяславской, поспешил выйти навстречу половцам.
Отыскал князь степняков быстро. Молва народная вела его кратчайшим путем к Ворксле. Там стали половцы станом, оберегая полон и телеги, нагруженные награбленным добром. Было их сотни три-четыре. Зная, что князь переяславский ушел с дружиной на север, вели себя половцы вольготно, дозоров не выставляя, стана не укрепляя. Переяславцы скрытно подобрались почти к самым сторожевым кострам, а как забрезжил рассвет, навалились с трех сторон на поганых, тесня их к реке. Не многим удалось уйти с места сечи, ибо не знали переяславцы жалости к степнякам.
Возвращались, в радости великой пребывая: и степняков наказали, и полон освободили. Шли налегке, сложив оружие и доспехи на телеги, только конная дружина была при оружии. Но уже под самим Переяславлем случилась беда: словно буря, налетела половецкая конница, оставляя за собой лишь бездыханные тела дружинников, переяславских мужиков и баб, захваченных ранее и освобожденных у Воркслы. Недолго сражалась и конная дружина. Защищая своего князя, они все сложили головы. Только Владимира, отличив его ото всех по богатой одежде, сорвали с лошади арканом и увезли с собой.
3Насады и лодки шли друг за другом гуськом. Мимо медленно проплывали берега Клязьмы, поросшие лесом. Деревья так близко стояли от воды, что своими ветвями закрывали полнеба. Река петляла, извивалась, словно хотела укрыть за своими изгибами златоглавый город Владимир. Но стольный град остался там, за лесами, где извещали округу малиновым перезвоном колокола церквей и соборов, что в город вступил великий князь Константин. Опальный же князь сидел на носу большой лодки и размышлял о превратностях судьбы. Напротив него на медвежьих шкурах возлежал епископ Симон.
–О чем задумался, князь? Посмотри, красота-то какая, – повел он рукой вдоль берега. – Нигде, ни в каких землях нет такого боголепия…
–Не до лепоты мне, отче, – стряхнув оцепенение, отозвался Юрий. – Тревога точит: как-то с Ярославом дело обернется? Не простит ему Мстислав Новгорода, а коли простит, так новгородцы не позволят. Уж больно они сердиты на Ярослава. Как ты думаешь, что ждет брата?
–Не ведаю, князь. На все Божья воля, – уклонился от ответа епископ Симон. – Тебе же, князь, ноне надобно о себе подумать, о княгине, о княжичах. Городец что Переяславль Южный. Там – половцы, здесь – булгары. Покоя нет. А сколь жить в Радилове придется, одному Богу известно.