Братская любовь
Шрифт:
– Ничего, я потерплю. Ведь это же твой номер!
– Годится, так и запишем. Ты не хочешь лечь спать пораньше? Сама говоришь, нервы и все такое… Ты сильно устала, художница, ложись, отдыхай!
– А ты?
– А я посижу на балконе, пошарюсь в Интернете. Заодно и погоду на завтра узнаю.
Не дожидаясь, пока Ник выйдет, Маша легла на постель в своем нарядном сарафане и накрылась простыней.
– А снять свое красивое платье ты не хочешь? – удивился Ник. – Не боишься измять?
– Это не платье, это сарафан.
– Ну, сарафан. Какая разница?
– Разница в том, что… Ну, в общем… под сарафан… ничего не надевают. Не могу же я спать
– Голой?! В одном номере с мужчиной?! Какой ужас! – ехидным голосом пропищал Ник. И добавил уже обычным тоном. – Уп-п-с, об этом я как-то не подумал. Погоди, сейчас что-нибудь сообразим. А завтра надо будет пойти на рынок и купить тебе все, что может понадобиться.
– Но у меня все есть, только чемодан укатил вместе с автобусом. Честно говоря, у меня совсем мало денег, и жалко тратить их на обычные вещи. Знаешь, здесь, в Мексике, так много всяких красивых штучек, которые хочется купить… Ну, разные там вышивки, бисер, керамика, маски… Ведь в Москве ничего такого нет, а сюда я, наверное, уже больше никогда не попаду.
– Бисер, вышивки! С тобой не соскучишься, художница! Ей даже спать не в чем, а она про бисер и вышивки… Кстати, шмотки здесь копеечные, если на рынке как следует поторговаться.
Ник откинул крышку своей дорожной сумки, немного порылся в ней и достал вещь немаркого цвета хаки.
– Вот, держи мою майку. Она длинная, сойдет тебе за ночную рубашку. Не бойся, она чистая, я ее еще не надевал. Сейчас я уйду, и ты сможешь переодеться.
– Ник, а у тебя вся одежда такого цвета?
– Нет, почему же? – смутился Ник. – Просто так удобней в путешествии – грязь меньше заметна. Но у меня даже белая есть. Хочешь, белую дам?
– Не надо, – быстро отказалась Маша, – мне нравится хаки.
В майку, даже чистую, накрепко въелся хозяйский дух: уже знакомый волнующий запах мыла и пота.
– Я в ванной переоденусь. Можно мне, пожалуйста, взять зубную пасту?
– Бери, конечно, но второй щетки у меня нет. Ничего, завтра купим. Подумай, что тебе еще будет нужно. Годится? Ну, я пошел?
– Иди. Спокойной ночи, Ник.
– Спокойной ночи, художница.
В ванной Маша с наслаждением смыла с себя пот, пропахший страхом и отчаяньем трудного дня, и натянула на чистое тело футболку. Она внимательно изучила свое отражение в зеркале. Ник словно выдал ей униформу, которая устраняла столь очевидное различие между нею и трио цвета хаки. И теперь, безо всяких отвлекающих деталей, стало особенно заметно Машино сходство с блондинистым Ником. Нет, они не были точной копией друг друга. Взгляд художницы легко находил различия. Но сходство даже не надо было искать – оно было слишком очевидным. Оба – кудрявые блондины с удлиненным овалом лица, серыми глазами и так далее по списку. Словно брат и сестра. «Как это странно!», – подумала Маша.
Выйдя из ванной, она выключила свет и легла в постель. Маше казалось, что она уснет мгновенно, как только коснется подушки. Но, несмотря на усталость, сон не шел. Память прокручивала одну за другой картины сегодняшнего длинного дня. Утренние сборы в гостиничном номере. Погрузка чемоданов в просторное багажное отделение розово-лилового «Мерседеса». Как это было давно, словно в прошлой жизни! Где теперь этот автобус? Где Машин чемодан, в котором без пользы хранится батистовая ночная рубашка, отделанная тонким кружевом? И почему сама Маша сейчас лежит в чужой постели? И не знает, чего ожидать от мужчины, предложившего ей эту самую постель?
Бойтесь данайцев, дары приносящих… А стоит
Примерно через час открылась и снова закрылась балконная дверь. Маша сделала вид, что спит. Даже задышала, как спящие – громче и ровнее, хотя сердце ее выбивало частую барабанную дробь. Ник подошел к Машиной постели и застыл на несколько секунд, показавшихся бесконечно длинными. О чем он думал? Чего хотел? Он стоял, прислушиваясь к дыханию, и, возможно, даже понимал, что Маша не спит, а притворяется. Но, так или иначе, к облегчению или разочарованию, Ник ее не окликнул.
Тихо скрипнула под весом мужского тела кровать. Маша слышала, как Ник несколько раз перевернулся, подбирая на ощупь комфортную позу. Вздохнул раз и другой. Казалось, что к этим звукам Маша будет прислушиваться до самого утра. Но неожиданно для себя она быстро заснула глубоким беспредметным сном.
Очнулась она только утром, когда солнечный луч согрел и пощекотал намятую подушкой щеку. Уши наполнил ликующий птичий щебет и отчетливо различимый ритмичный шорох прибоя. Маша долго не могла понять, где находится. Распятия на голых стенах. Легкую тюлевую занавеску раздувает теплый солоноватый ветер. А за окном – насыщенный аквамарин неба.
Постепенно Машин блуждающий взгляд опустился ниже. На соседней кровати на расстоянии вытянутой руки в раме разметавшихся по наволочке кудрей, безмятежно спал прекрасный Себастьян, чудом избежавший мученичества. Простыня прикрывала смуглое тело до середины груди, что вздымалась и опадала в такт дыханию. Он был изумительно хорош и достоин кисти великого мастера.
Маша не была великим мастером, но и ее томил неизлечимый зуд творчества. Она подавила желание немедленно спрыгнуть с постели за блокнотом и карандашом, чтобы не потревожить сон восхитительного натурщика. Лучше было изучить и удержать в памяти каждую линию, каждый блик и каждую тень. А позже перенести волнующий образ на бумагу.
У Ника было лицо уже не юноши, но и не заматеревшего мужчины. Высокий, бледный у корней волос лоб. Неравномерно выгоревшие на солнце белесые брови. Сгоревший на солнце нос с облупившимся кончиком. И эта трогательная тонкая чешуйка сползающей кожи! Маша успела разглядеть рассеянные по переносице мальчиковые веснушки. И брутальную щетину на впалых щеках. А рот, жесткий и решительный днем, во сне мягко распустился, приоткрылся, выпуская тихое ровное дыхание.
Вдруг спящий Ник смешно повел носом, шмыгнул и широко открыл серые глаза. Маше показалось, что ее поймали с поличным на месте преступления. Преодолевая неловкость, она застенчиво улыбнулась соседу.
– Доброе утро!
Ник медленно растянул губы в улыбку.
– Привет, художница! Как спалось? Надеюсь, после того, как мы с тобой успешно переспали, я могу рассчитывать на большее доверие?
***
– Что ты наделала, дура несчастная! – взревел Никита, глядя на тетрадь с домашним заданием, напрочь зарисованную красными каляками-маляками.