Братская любовь
Шрифт:
– Нежное ты насекомое, художница! Ну-ка дай я твой варварский супчик попробую, – Ник зачерпнул ложку и, отхлебнув, крякнул. – Уп-п-пс! Даже для меня это слишком. Значит, поступим вот как: произведем небольшой эксченч. Ты ешь мою рыбу, а я вылавливаю из твоего супа всех его обитателей. Надеюсь, они еще не успели окончательно отравиться перцем. А варварский бульончик мы оставим заведению.
– Не надо, Ник, – запротестовала Маша. – Я больше ничего не хочу. У меня аппетит пропал.
Но ее голодные глаза говорили обратное. Маше ужасно хотелось есть, но она не могла позволить себе оплатить еще один неудачный
Но Ник понял уловку. Он решительно поменял местами тарелки.
– Аппетита, говоришь, нет? Да-да, я уже несколько раз слышал сытое урчание твоего желудка. Давай-ка, потребляй без разговоров. Еще не хватало, чтобы ты концы отдала от голода.
Маша решила на этот раз не возражать и с наслаждением съела запеченную на гриле рыбу, тщательно обсосав каждую косточку.
Когда принесли счет, Роман, казначей и хранитель общего кошелька, оплатил всю сумму. Но Маша запротестовала и настояла на том, чтобы внести свою долю.
Как многие небогатые, но гордые люди она очень щепетильно относилась к расчетам. Деньги, которых ей всегда не хватало, гарантировали приятную независимую жизнь, потворство часто неразумным, но от этого еще более милым, слабостям. Тратила Маша импульсивно и часто покупала что-то красивое в ущерб действительно нужному. Например, она могла спустить деньги, предназначенные для покупки новых сапог, на набор винных бокалов только потому, что в их стекле волшебно играли солнечные лучи. Любой долг, даже копеечный, воспринимался Машей как отказ от частички свободы. Особенно сейчас, когда она вынуждена была просить помощи у чужих людей и не представляла, какой эквивалентной ценностью могла бы отплатить им.
Поэтому Маша стремилась поддерживать иллюзию независимости хотя бы в мелочах. Она уже смирилась с тем, что съеденная рыба будет стоить дороже первоначально выбранного огненного супчика. И, значит, еще больше сократит ту незначительную сумму, которую надо растянуть до конца путешествия, с учетом всех непредвиденных обстоятельств и трат. Жалея о каждом песо, Маша выложила на стол деньги.
Роман пожал плечами, дескать, «мы могли бы угостить тебя, но, если ты настаиваешь…» и протянул руку за деньгами. Но Ник решительно остановил его.
– Тут слишком много, художница.
– А сколько стоила рыба?
– А ты рыбу не заказывала.
– Но ведь я ее съела, – уперлась Маша.
– Ну и что? Твоим заказом был суп, и мы с тобой просто поменялись. Или у тебя слишком много денег?
При этих словах Люба скептически хрюкнула, а Роман небрежно заметил:
– Ну что ты мелочишься, олдбой! Ей-право, разница-то всего в нескольких жалких песо.
– Мой щедрый друг, – отозвался Ник, – если ты помнишь, весь бюджет нашей временной попутчицы меньше двухсот долларов. Когда и как она вернется к своим оплаченным завтракам и ужинам пока не знает никто. Почему, думаешь, она даже от сока отказалась? Еще вопросы есть?
– Тогда пусть вообще не платит. Не обеднеем, – предложил Роман под возмущенное фырканье Любови.
– А ты скажи это ей. Как, художница, согласна?
– Нет, я должна платить,
– Видишь? Ей гордость и предубеждения не позволяют. Или страх, что с нее стребуют услугами. Так что бери с нее, Ромыч, стоимость супчика и закроем эту тему. Так и запишем!
После ужина измученная Маша совсем раскисла: мысли ее путались, глаза сами собой закрывались, а маска внимания то и дело сползала с лица. Но неутомимая Любовь жаждала новых приключений. Она предложила компаньонам романтическую ночную прогулку по берегу моря и купание голышом. Маша знала, что вопреки своему желанию, вынуждена будет тащиться за своими «благодетелями» на этот дурацкий пляж, сидеть, клевать носом и ждать, пока они не накупаются вдоволь. И еще неизвестно, не посетит ли шальную Любину голову идея новых развлечений. Если бы только Маше было куда уйти!
Спасение пришло неожиданно: Ник, зевнул и сказал, что устал и хотел бы вернуться в отель.
– Нацелился на лав стори, а, Никитос? – тут же съязвила Люба. – И грелочку на все тело уже прикормил…
При этих словах на Машином измученном лице снова появилось затравленное выражение. Увидев его, Ник недовольно скривился.
– Да не слушай ты ее! Ох, как же с вами, девками, сложно! А у тебя вечернее обострение стервозности, да, Любаня? Направь свой страстный темперамент на Ромыча, он будет только счастлив. Правда, Ромыч? Думаю, что в купании ню вам «ню понадобятся» дополнительные участники. Буэнос ночас, амигос!
Пары разошлись, договорившись встретиться за завтраком, в восемь утра. На прощанье Люба снова не удержалась:
– Ладно, детки. Чмоки-споки-ноки! А ты, подруга, береги целомудрие нашего Никитоса!
***
– Ма-а-ам! Клопик, жрать хочет. Она уже начала хныкать и скоро заорет.
– Никита, сколько раз я тебе говорила, что не «жрать», а «есть», не «заорет», а «заплачет»! И потом, что ты мне об этом докладываешь? Ты же взрослый парень – возьми и покорми сестренку.
– Ну ма-а-ам! Ну почему я должен все это делать? Вы же меня не спрашивали, когда рождали Клопика. Если б я знал, что мне придется так мучиться, я бы ни за что не согласился!
– Ах ты, святой мученик! Никита, ты же хочешь, чтобы тебя считали взрослым? А у взрослых людей есть свои обязанности, которые надо выполнять, даже если они не слишком приятны. Я сейчас не могу оторваться от работы. Так что давай, милый, подключайся!
– А чем ее кормить? – сдался Никита.
– Возьми в столе, на нижней полке с правой стороны баночку детского питания.
– Ну ладно, так уж и быть, покормлю. Ма-а-ам, а какую банку взять?
– Любую.
– Тут есть кабачок, яблоко с морковью…
– Дай ей кабачок. Только не отвлекай меня сейчас, иначе я никогда не закончу.
Никита притворно тяжко вздохнул и склонился над детским манежиком.
– Ползи сюда, Клопик! Сейчас я дам тебе пожрать. А вот хныкать не надо, я тебе не мама.
Однако малышка и не думала хныкать – она обнажила в улыбке розовые десны, где сверху и снизу торчали несточенные волнистые краешки будущих зубов, и выдула большой слюнный пузырь.
– Как у тебя это круто получается! – прокомментировал Никита. – Давай, садись на свой обеденный трон. Вот сейчас салфеточку повяжем и будем лопать. Хочешь кабачок?