Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.
Шрифт:
Спасибо Реману, что спас французского посла. Помнишь, как мы с ним плыли в Кронштадт на паровом судне? Не худо бы королю прислать Реману Св. Людовика, а то лучше богатую табакерку.
Александр. Москва, 11 ноября 1821 года
Есть, сударь, князь Долгоруков Александр Николаевич, под названием глухой у этого глухого – сестра княжна Варвара Николаевна, у этой княжны – закадычный друг с ребячества княжна Прасковья Николаевна Хованская, сестра банковского вашего. Эти княжны живут как сестры или как муж и жена: у них все общее. Они построили славный дом; надобно дом обновить, показать добрым людям. Сегодня минуло 25 лет, что реченный сиятельный глухой женат; вот и оказия. Княжны и звали праздновать серебряную свадьбу моего тезки, Александра
Еще доложу вашему превосходительству, что на бале отличилась очень 12-летняя дочь… Да уж не твоя ли дочь?! Дочь А.Д.Нарышкиной. И мазурку, и по-русски, и французскую, что угодно; большая плясунья, не в тебя, папеньку, а вся в дяденьку – меня. Хороша мамзель, только уж слишком развязна.
Тут же, на балу, видел я сестру сошедшего с ума Н.И.Ильина, которая уверяет, что он уже совсем здоров, просила его навестить и постараться, чтобы позволено ему было выходить, куда хочет. Я отвечал, что лучше бы дождаться возвращения князя Дмитрия Владимировича, его начальника, который скоро будет сюда. Вот, кажется, и все мои похождения. Весь город наполнен вестью, что Баранов сделан полковником и полицеймейстером в Москву. Я всем говорю, что не верю: первое – Закревский говорил, что Баранов не из старших капитанов, а второе – ты не пишешь о назначении его; кажется, ты бы знал об этом, а третье – что Белкин в отставку не вышел, а четвертое – что Москва часто врет.
Где двое говорят, подойди – послушай, все говорят об одном, то есть об Итальянской опере, которая откроется послезавтра.
Ну, сударь, о Ростопчине все неправда. Брокер получил от графа письмо свежее. Блудный сын, напротив того, покаялся, признался, что должен в Париже 95 тысяч франков; отец платит за него и выручает из Сен-Пелажи [парижская тюрьма]. Я не думаю, что он исправится двухлетним заключением, и, верно, пустится на новые проказы.
Сказывал мне тесть, что у Шепелева начинается дело с тещею старухою Баташевою. Она, не довольствуясь тем, что старик отказал ей по духовной, требует из всего благоприобретенного седьмую часть. Это лишает Шепелева каких-нибудь 30 тысяч дохода ежегодного; но доки уверяют, что она не дело просит. Шепелев прискакал сюда, ибо уездный суд сделал было определение в пользу Баташевой. Тесть говорит, что он всему этому помешал.
Вася Олсуфьев возвратился с вод, пошел на бал, разгорячился и имел неосторожность умыться родниковою водою, что ему притянуло всю жидкость к лицу, которое так испортилось, что не может он теперь никому показаться.
Жаль, ловкий малый; но авось-либо и пройдет.
Александр. Москва, 14 ноября 1821 года
Итак, Кикин тайный советник. Князь Яков Иванович Лобанов мне сказывал, что в 1818 году, кажется, выпрашивая своим награждения, он представил к этому чину и Кикина. Государь сказал: хорошо, и – в сенаторы. Но Кикин, не желая, видно, лишиться звания статского секретаря, удовольствовался алмазными знаками 1-й Анны, которые уже имел.
Вчера было первое представление итальянцев. Как можно было предвидеть, театр был полон; сбор более 4000 рублей. Весь высший свет был тут налицо. Не хочу с первого разу решительно сказать мое мнение, но отличных певцов и певиц нет, исключая Замбони, который бесподобный буфф-маска: игра чудесная; мы нахохотались. Другой буфф – Рота – тоже очень хороший актер, поет хорошо, но имел роль незначащую. Первая певица Анти – высока, стройна, ловка, хотя лицо незавидное. У нее большой голос, поет точно, но голос хриплый; тембр – вроде Филисши: к ней надобно привыкнуть; она более понравится со временем. Ты слышал Тоси, голос быка, который нуждается в обработке. Василий Львович, который в вечных экстазах, говорит, что он ничего подобного не слыхал даже в Париже. Тем хуже для него. Ба!
Вчера умер после обеда от удара толстый князь Яков Александрович Голицын, а теперь Вяземский сказывал, что умер младший Голицын, мой хозяин. Жена его не будет плакать: он ее обобрал и дурно жил с нею. То-то будет беситься Саччи: он было меня просил задержать 800 рублей, кои ему должен Голицын; но я сказал ему, что имею дело не с ним, но с княгинею, дом будучи ее.
Вчера у Закревского было пропасть народу, а особенно генералов. Ему крепко докучают до последней минуты, и чтобы иметь один день для самых своих коротких, он всем говорит, что едет завтра поутру, а выедет в среду. Завтра звал к себе на целый день. Аграфена Федоровна не очень здорова, он и для нее остается лишний день. Однако же она с Озеровою, Наташею и Шатиловым играла в вист. Другой стол был: Закревский, Озерова, Красовский и я; третий – граф Федор Андреевич, Митрофанов, Андреевский и Коризна. Сегодня обед прощальный у Ренкевича. Надобно ехать, хотя и не очень хочется.
Я забыл тебе сказать, что в опере итальянской обратили на себя внимание публики дочери Корсаковой: на каждой было, верно, по 12 перьев пестрых на голове, такие предлинные, и не скажу, чтобы было хорошо. Еще забыл я тебе сказать, что Волкову плац-майор, плац-адъютанты и подкомандующие, в знак преданности своей и усердия, поднесли золотую табакерку. Конечно, 2000 рублей – неважное пожертвование (хотя они все и пребедные люди), но дорога любовь в этих случаях. На крышке верхней – изображение Кремля; вышедший оттуда воин (Волков) сложил с себя оружие и сидит на камне; а фигура, представляющая Истину, подносит ему лист с надписью «признательность». Вокруг табакерки слова: «Александру Александровичу Волкову», а снизу вырезаны имена Зайцева и всех плац-адъютантов. Волкова очень тронуло это подношение.
Александр. Москва, 17 ноября 1821 года
Аграфена Федоровна простудилась, вероятно, ездивши кататься в санях, занемогла, лежала день в постели. Пикулин заставил ее пропотеть, и ей стало лучше; однако же Арсений отложил отъезд свой и отправил к вам эстафету. Когда выедет, сам еще не знает. Вот что наделала наша минутная зима! Она, вероятно, помазав нас по губам, сойдет, ибо целую ночь шел дождь. Остановка эта очень расстраивает Закревского, ради жены и потому, что сделает его неисправным.
Все будут радоваться преобразованию внутренних почт, кои идут очень дурно. Только это, брат, забота не бездельная. Дай Бог тебе успеха. Все жалуются на внутреннее устройство почт, как в рассуждении писем и денег, так и почтовой езды, а платят пропасть денег за все; куда бы хорошо учредить ямы везде!
Сумароков – человек прямой, честный и большой спорщик: вот и все, что нужно, чтобы быть хорошим сенатором. Я его видел в Париже. Он со мною славную штучку сыграл: просил меня неотступно доставить дочери в собственные руки пакет довольно толстый, с манускриптами, для него очень важными. Я берег это, как глаз, доставил через тебя в Петербурге, расписке обрадовался, послал ее в Париж к Ростопчину, для оправдания меня перед Сумароковым. Вышло, что я вез, берег не манускрипты, а просто рисунки по канве. Кстати. Он написал реляцию своего путешествия под заглавием «Прогулка в чужие края». Вели это купить и пришли мне.
Ужели у вас не говорят о наших итальянцах? А здесь нет другого разговору. Вчера было второе представление. Узнать было нельзя: пели гораздо превосходнее первого раза, и публика аплодировала немилосердно. Это большая находка для Москвы. Театр опять был полный. Извинения, напечатанные первою певицею Анти в газетах, что она в тот раз не могла повторить дуэта потому, что уже переодевалась, очень публике были приятны. Как она показывалась, долго не давали петь от рукоплесканий, и тот же дуэт был, по требованию публики, ею повторен. Замбони, актер преславный, рожа уморительная! Жаль, что разъезд препакостный, и дует даже в ложи, когда дверь отворят. Это непростительно, что от двора самого до лож нет ни одной двери (по крайней мере закрытой). Бедная Урусова занемогла от театра не на шутку.