Браво, Аракс!
Шрифт:
Об этом-то однажды и забыла Бугримова предупредить дежурного пожарного.
Тбилисский цирк был переполнен, представление шло слаженно, львы были спокойны и работали отлично. Аракс сидел на тумбе с суровым и устрашающим видом, как и следовало.
– С тумбы на тумбу — алле! — скомандовала дрессировщица.
Лев грозно рыкнул, яростно замахнулся на неё лапой, отбил подставленную палку.
– Алле! — повторила команду Бугримова.
Аракс, как всегда, сделал привычный бросок в её сторону, дрессировщица, как и было
Пожарному, внимательно следившему за действием, вся эта сцена показалась настолько «всамделишной» и устрашающей, что он, не дожидаясь никакой команды, по своей собственной инициативе моментально пустил в ход воду.
При этом, испугавшись за жизнь Ирины Николаевны, он почему-то направил шланг не на Аракса, а на Бугримову и неожиданно окатил её и часть публики сильной струёй ледяной воды.
Артистка промокла с головы до ног. Ей пришлось прервать номер и уйти за кулисы переодеться. Публика волновалась, переживая случившееся, и горячо одобряла действия «спасителя» — пожарного. Тот самодовольно улыбался…
Что же касается самого Аракса, так прекрасно сыгравшего свою роль, то он был в страшном недоумении и растерянности, не понимая, что случилось, почему его повелительница вторично не подставила палки и отчего произошла вся эта путаница.
У него был до того сконфуженный и виноватый вид, что Ирина Николаевна, выйдя на манеж в новом сухом костюме, еле сдержала смех.
Если бы она в тот момент знала, что случится завтра во время исполнения сцены с палкой!..
Аракс сидел на тумбе перед дрессировщицей. Она скомандовала: «С тумбы на тумбу — алле!» Аракс зарычал, замахнулся лапой…
Всё дальнейшее произошло в единый миг.
Дрессировщица увидела, как к барьеру вниз по лестнице бежит маленький ребёнок, как за ним гонится встревоженная мать, как наперерез мальчишке бросается билетёрша, теряя на бегу программки, которые разлетаются во все стороны, как лев Дик поворачивается к подбегающему ребёнку и протягивает сквозь прутья клетки лапу со страшными выпущенными когтями…
Забыв о том, что ей следует немедленно подставить палку, на которую вот-вот обрушится удар лапы Аракса, Ирина Николаевна рванулась вперёд к смеющемуся мальчишке. Поравнявшись с Араксом, она увидела, что ребёнка уже схватили мать и билетёрша и оттаскивают от барьера… Она остановилась… и тут же ощутила адскую боль от удара в лицо, почувствовала, как рвётся кожа.
«Нет, Аракс ни в чём не виноват… Он выполнил команду… Браво!» — вот первое, о чём успела подумать дрессировщица.
Её мысли путались:
«Хорошо, что я не упала, удержалась на ногах… Если бы я упала… Они все… все без исключения набросились бы на меня… Это закон… Их закон…»
Она почувствовала, что по лицу течёт кровь. Правый глаз ничего не видел, левым сквозь розоватый, мутный туман она с трудом различила дверцу клетки и двинулась к ней.
«Всё…
Она вдруг закачалась, теряя силы, выпрямилась, закачалась снова, еле дошла до решётки, выронила бич, схватилась рукой за толстый холодный прут.
– Ира, возьми! — раздался рядом встревоженный голос её старшего помощника Пармакяна. — Держи лигнин, Ира! Ну, Ира!
Он протянул сквозь прутья клетки пачку белоснежного лигнина для снятия грима. Она уткнулась в лигнин лицом, опустила голову.
«Я уже не артистка… Я калека… У меня нет глаза… Половины лица нет…»
От этих мыслей у неё подломились колени, она почувствовала, что вот-вот упадёт.
А в зале воцарилась тишина. Гробовая тишина. Будто бы всё вокруг застыло.
– Ну что с тобой? Работать ещё можешь? — тихо спросил Пармакян.
– Нет.
– Ну покажи, что там у тебя? — И он сквозь прутья решётки отвёл в сторону её руки с лигнином.
И она увидела его лицо.
Увидела его лицо, свет, встревоженных униформистов и зрителей и ощутила вдруг силу. Ноги перестали быть ватными, распрямились плечи.
«Вижу! Вижу!»
– Что там у меня? — спросила она.
Он стоял бледный, в костюме униформиста, с железным трезубцем в руках.
– Порвана кожа на лице. Много ран.
– Ничего… — Она промокнула лицо лигнином, обернулась.
Львы уже начали сходить с мест.
«Раз остались без надзора, сейчас поднимут драку или бросятся на меня…» — подумала Она.
– Ну, что делать? — спросил Пармакян. — Ты работать будешь?
– Да. Я работать буду. Держи лигнин.
Она оглядела залитый кровью костюм, подняла бич, щёлкнула им.
– По местам — алле!
Зарычав, львы расселись по тумбам.
– Аракс, на шар — алле!
«Молодец… Хорошо, что я сегодня не ушла… Испортила бы группу… Нельзя уходить с полработы… Чуть сокращу трюки… «Мясо в зубах» сегодня делать не буду… Что это? Снова течёт кровь… Сейчас подойду к решётке, промокну лигнином…»
Так несколько раз она подходила к решётке, стирала кровь и продолжала работу. Аплодисментов не было. Всё шло в абсолютной тишине. Казалось, упади почтовая марка — все услышали бы, как она коснулась пола…
Зато в финале, когда последний лев был выпущен из клетки, раздался гром аплодисментов и неслыханный дружный рёв голосов:
– Бра-во, Буг-ри-мо-ва! Бра-а-а-а-во!..
– На поклон, Ирина Николаевна, на поклон! Куда же вы? — суетился рядом шпрехшталмейстер.
Какой там поклон! До поклонов ли ей было! Она летела стремглав в свою гардеробную, к заветному зеркалу, скорее посмотреть, на кого же она стала похожа, что стало с её лицом.
Она глянула в зеркало и отшатнулась. Часть кожи отвисла, здесь разорвано, здесь разорвано, тут перекошено, там распухло… В зеркале отражалось лицо чужого, страшного человека…