Бремя власти: Перекрестки истории

Мережковский Дмитрий Сергеевич

ТЕАТР МАРИОНЕТОК

Маски

Итак, занавес поднимается.

Марионетки готовы разыграть драму.

Сейчас кукловод поднимет руку, потянет за веревочку, и оживет перед нами пестрый картонный мирок, созданный гением Мережковского. В каждом персонаже он выделил и усилил какую-то одну черту, необходимую ему как драматургу, и тем самым превратил их в некие условные фигуры, плоские маски, скрывающие за собой сложные и многомерные прообразы: Павел – жестокий и сентиментальный Арлекин, Александр – бледный страдающий Пьеро, Елизавета – хрупкая и решительная Коломбина, Гагарина [104] – нежная и милосердная Пьеретта.

104

Гагарина Анна Петровна (1777–1805). В описываемое время роман Анны Гагариной и Павла длится уже третий год. Между ними двадцать с лишним лет разницы. Дочь сенатора Петра Васильевича Лопухина от первого брака его с Прасковьей Ивановной Левшиной. Она рано лишилась матери и была воспитана мачехой Екатериной Николаевной (урожденной Шетневой), малообразованной и не отличавшейся особой нравственностью. Во время коронационных торжеств в Москве в 1798 году на одном из придворных балов Павел обратил

внимание на Анну. Граф Кутайсов покровительствовал Лопухиным, надеясь с помощью Анны избавиться от влияния Е. Н. Нелидовой, с которой у Марии Федоровны были налажены отношения. Осенью 1798 года Лопухины переехали в Петербург. Отец был назначен генерал-прокурором, в 1799 году пожалован титулом светлейшего князя, мачеха определена в статс-дамы, а сама Анна – в камер-фрейлины. В 23 года Анна была уже статс-дамой и кавалерственной дамой ордена Св. Великомученицы Екатерины 1-го класса и ордена Св. Иоанна Иерусалимского, ее именем был даже назван корабль – «Благодать» (русский перевод еврейского имени Анна). Анна держалась поодаль от придворных интриг, стараясь всячески смягчать нрав Павла не убеждениями, а простыми детскими средствами – слезами и жалостными просьбами. Павел искренне ее любил, своих чувств не скрывал, но тем не менее в 1800 году разрешил Анне выйти замуж за друга ее детства Павла Петровича Гагарина, в которого она была влюблена. После смерти Павла Александр назначил Гагарина посланником при Сардинском дворе. Умерла Анна от чахотки после родов.

А. П. Гагарина

Эти картонные персонажи разыгрывают перед нами драму власти, по ходу пьесы решая вместе с автором сложнейшие философские вопросы о происхождении самодержавной власти, о ее границах и ответственности человека, этой властью наделенного: «А ну, как не от Бога власть самодержавная? Ну, как тут место проклятое – станешь на него и провалишься?»

У каждого героя – своя «музыкальная тема», своя коронная фраза. Мария Федоровна постоянно квохчет по-немецки: «Я ничего не понимаю!»,фаталист Константин утешает себя и окружающих: «А впрочем, все там будем!» Запомнившуюся современникам присказку Палена, которую говаривал он в минуты волнения, – «Не угодно ли стакан лафиту!» – Мережковский превращает в навязчивый рефрен, сопровождающий Палена на протяжении всей драмы.

Впрочем, все не так просто. Этот «стакан лафиту» – тоже маска, под которой скрывается – нет, не настоящее лицо, но другая маска (и не одна!) этого великого мастера «пфиффикологии» – интриг, хитрости и коварства. [105]

Расстановка сил в драме напоминает паутину, в центре которой Пален – самый старый и мудрый из героев, он подталкивает их, плетет заговор, торопит развязку, готовя одновременно себе пути к отступлению. Главные герои объединены автором в пары: Павел – Гагарина, Александр – Елизавета, одиночки Мария Федоровна и Константин образуют своеобразную пару «не участников»: одна ничего не понимает, другому все равно. Центральные нити паутины связывают Павла и Александра, которые являются марионетками в руках Палена. Таким образом, возникает как бы театр в театре: одна марионетка управляет другими.

105

Pfiffig (нем.) – хитрый, лукавый, ловкий, продувной, пронырливый.

Расстановку сил в драме можно представить и несколько иным образом: в центре – Павел, которого свора охотников загоняет как зверя в смертельную ловушку, а во главе этой «царской охоты» – Пален. Знаменательно, что первое слово драмы, открывающей собой цикл произведений под названием «Царство Зверя», – слово «зверь»: «Зверем был вчера, зверем будет и сегодня»,– говорит Константин о Павле.

Все остальные действующие лица представляют собой своеобразный фон вершащейся драмы, от них ничего не зависит. Кроме персонажей реальных, в драме незримо присутствуют тени: призрак Петра Великого, явившийся Павлу, – «тень прадеда Гамлета», предрекающая правнуку несчастие. Две другие – тень Екатерины II, ненавистная Павлу и спасительная для Александра, который ею прикрывается от гнева отца, и тень отсутствующего Аракчеева [106] – страшное пугало для заговорщиков, которые при ложном известии о его появлении начинают метаться, как дети, готовые все бросить и спасаться бегством.

106

Аракчеев Алексей Андреевич (1769–1834) – государственный и военный деятель, генерал от артиллерии (1807). Выпускник артиллерийского и инженерного корпуса, своим начальником П. И. Мелиссино был рекомендован Н. И. Салтыкову, который пригласил его преподавать артиллерию молодым Салтыковым. Вскоре был представлен Павлу, в 1792 году переведен в гатчинское войско, а затем назначен комендантом Гатчины. Был фаворитом императора Павла I, с осени 1796 года – петербургский комендант, майор Преображенского полка; барон – с 1797, граф – с 1799. В конце 1798 года назначен генерал-квартирмейстером, с начала 1799 – инспектором всей артиллерии. Осенью 1799 года отставлен Павлом от службы с запрещением въезжать в столицу. Возвращен Александром I в 1803 году, позднее приобрел чрезвычайное влияние на императора и все государственные дела. В 1808–1810 годах военный министр, с 1810 – председатель Департамента военных дел Государственного совета. В 1815–1825 годах – доверенное лицо императора Александра I, фактически руководил Государственным советом, Комитетом министров, Собственной Его Императорского Величества канцелярией, был единственным докладчиком императору по большинству ведомств. С 1819 года – главный начальник над военными поселениями.

Посмотрим, как же соотносятся созданные Мережковским персонажи с реальными прототипами. Начнем с окружения, с той свиты, что «играет короля». Это шестеро главных «масок»: члены семьи и Пален.

Пален

Пален умудрен жизнью – в начале марта 1801 года ему 56 лет от роду, 40 лет провел он на службе. Родился в царствование Елизаветы Петровны, служил при Петре III, Екатерине II и Павле I, впереди – правление Александра I и Николая I.

Граф Петр Алексеевич фон дер Пален (1745–1826) – сын барона Арнедта-Дитриха от брака с Елизаветой фон дер Фельден. Начал службу он в 1760 году рейтаром

в конной гвардии. Участвовал в Прусском походе, в 1-й Турецкой войне, в польских походах, отличился во время 2-й Турецкой войны при взятии Очакова. Был ранен, награжден орденами. В 1795 году он назначен курляндским губернатором, произведен в генерал-поручики, награжден Александровской лентой и имением в Курляндии.

Он едва ли не первым сумел навлечь на себя гнев Павла из-за торжественной и пышной встречи своего бывшего покровителя – опального Платона Зубова, [107] проезжавшего через Ригу. Судя по всему, это демонстративное гостеприимство было нелепой случайностью: как пишет К. Валишевский, в Риге готовились к встрече бывшего польского короля, который не прибыл. Чтобы не пропали зря дорогостоящие приготовления, горожане адресовали их Платону Зубову (действительно, какая разница: оба свержены!), и тот с удовольствием принял почести и съел обед, предназначавшийся королю.

107

Зубов Платон Александрович (1767–1822) – князь Священной Римской империи, генерал-фельдцейхмейстер, генерал-адъютант, генерал-губернатор Екатеринославской и Таврической губерний, шеф кавалергардов, кавалер почти всех российских орденов. Последний фаворит Екатерины II.

П. А. Пален

Губернатора уволили.

«Император, сославший князя Зубова в его деревни, – пишет Август Коцебу, [108] – увидел в этих почестях как бы насмешку над собой и в громовом указе запятнал графа упреком во «враждебной подлости» [50;324].

При всем своем кажущемся добродушии Пален обид не прощал.

Он обладал острым умом, хитростью, силой духа, «непоколебимым хладнокровием и ужасающей настойчивостью», а также той придворной ловкостью, которая позволяла ему быть «непотопляемым»: подобно ваньке-встаньке он каждый раз поднимался из опалы, завоевывая все новые и новые высоты. Он сумел добиться расположения Павла, а также приобрел доверие императрицы и фаворитки Нелидовой, действуя через Кутайсова. [109] Вскоре Пален был опять принят на службу и назначен командиром лейб-гвардии конного полка и инспектором по кавалерии.

108

Коцебу Август Фридрих Фердинанад (1761–1819) – драматург. Получил юридическое образование в Иенском университете. В России пребывал с 1781 по 1795 год, затем жил в Вене, где получил должность секретаря императорского театра и написал множество пьес. В 1800 году вновь поехал в Россию, но был арестован и отправлен в Сибирь, совершил неудачную попытку побега и был освобожден Павлом, которому понравилась пьеса Коцебу «Лейб-кучер Петра III». Получил чин надворного советника, 400 душ крестьян и должность директора Петербургского немецкого театра. После смерти Павла в 1801 году был назначен русским консулом в Кенигсберге. В 1804 году был убит: студент богословия К. Ф. Занд заколол его кинжалом, считая русским шпионом и врагом либерализма.

109

Кутайсов Иван Павлович (1759–1834) – пленный турок, взятый ко двору в царствование Екатерины II, служивший камердинером и брадобреем у великого князя. Ловкий и пронырливый Кутайсов вошел в доверие к Павлу, который по вступлении своем на престол сделал его гардеробмейстером. К осени 1798 года Кутайсов сумел подорвать влияние императрицы и Нелидовой на Павла и вскоре получил графский титул и звание обер-шталмейстера. Кавалер ордена Св. Андрея Первозванного.

П. А. Зубов

В 1798 году Павел произвел Палена в генералы от кавалерии, наградил Андреевской лентой, затем назначил Петербургским военным губернатором, в феврале 1799 года возвел в графское достоинство, а в 1800 году вручил ему большой крест Мальтийского ордена.

Так Пален стал одним из первых лиц государства, хорошо научившись обходиться с мнительным и подозрительным Павлом. В отличие от шекспировского Гамлета, с которым в свое время любили сравнивать великого князя, Павел оказался той флейтой, на которой играть легко. Пален быстро овладел искусством обращать в свою пользу слабости, страсти, предубеждения и заблуждения императора.

Пален умел себя вести при дворе: «…он никогда ни о ком не говорил прямо чего-либо дурного, но никогда не был и защитником честного человека, а соблюдал осторожное или преступное молчание или же отпускал какую-нибудь остроту, казавшуюся забавной, но на самом деле гораздо более опасную, так как при дворе все смешное и неловкое прощается труднее, нежели порок» – так пишет о Палене хорошо его знавший барон Карл Гейкинг [54;250].

Юной княгине Доротее Ливен [110] Пален казался воплощением добросердечия: «Пален был человек крупный, широкоплечий, с высоким лбом и открытою, приветливою, добродушною физиономиею. Очень умный и самобытный, он в своих речах проявлял большую тонкость, шутливость и добродушие. Натура, не изощренная образованием, но сильная; большое здравомыслие, решительность и отважность; шутливое отношение к жизни» [54;180].

110

Ливен Доротея (Дарья) Христофоровна, урожденная фон Бенкендорф (1784–1857) – в 1800 году вышла замуж за военного министра графа Х. А. Ливена (1777–1838). Фрейлина. Ее муж, впоследствии член Государственного совета, посол в Берлине и Лондоне, был близок к Александру I, который назначил его попечителем цесаревича. Доротея Ливен еще в Петербурге славилась своим салоном, в Лондоне ее дом был центром дипломатического мира, а салон в Париже соперничал со знаменитым салоном мадам Рекамье.

Спокойный, уравновешенный, любящий тонко пошутить, Пален, очевидно, сумел создать вокруг императора атмосферу доверия и надежности, столь необходимых подозрительному и одинокому Павлу, тем более что Пален всегда производил впечатление искреннего и открытого человека: «Всегда казалось, что он говорит то, что думает; выражений он не выбирал» [54;292]. Император же, благодаря честности и откровенности своего нрава, а также некоторой наивности, верил льстивым речам и никогда ни в ком двоедушия не подозревал.