Бремя власти: Перекрестки истории

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Хотя современники упрекали Бориса в «книжной неграмотности», он прекрасно понимал значение образования, и образования европейского: он попытается завести в Москве высшую школу, где обучали бы иностранцы, но духовенство не приветствует этот шаг (как ранее, еще при жизни царя Федора, не удался план Бориса пригласить из Англии врача и акушерку для Ирины). Борис во многом предвосхитит начинания Петра Великого: отправит полтора десятка юношей обучаться в Германию, Англию и Францию (правда, никто из них обратно не вернется) и даже попытается ввести европейскую моду: в угоду царю некоторые «старые мужи бороды свои состризаху, а юноши пременяхусе». [96]

96

Российский

биографический словарь. 1908. Т. «Бетанкуръ – Бякстеръ». С. 244

Вот как описывает Годунова расположенный к нему Дж. Горсей: «Он статен, очень красив и величествен во всем, приветлив, при этом мужествен, умен, хороший политик, важен. милостив, любит добродетельных и хороших людей, ненавидит злых и строго наказует несправедливость. В целом он самый незаурядный государь, который когда-либо правил этими людьми» [14;170].

Первые годы правления царя Бориса будут весьма плодотворны: удастся успешно отразить нашествие хана Казы-Гирея и заключить мир, разгромить Сибирское ханство, а с поляками заключить двадцатилетнее перемирие.

Но, стремясь окончательно упрочить свое могущество и обеспечить престол своему сыну, Борис будет вынужден вступить в борьбу с боярством, не простившим ему «незаконного» водворения во власть: «Борис со своею семьею. становился все более могущественным и захватывал все большую власть, угнетая, подавляя и убирая постепенно самую значительную и древнюю знать, которую ему удалось отстранить и истязать безнаказанно, чтобы его боялись и страшились.» – пишет Дж. Горсей [14;173]. Ему вторит Жак Маржерет: Борис «перестал лично выслушивать жалобы и просьбы, стал скрываться, редко показываться народу, и то с большими церемониями и затруднениями, неизвестными его предшественникам… Вместе с тем он начал ссылать людей, казавшихся ему подозрительными, заключал браки по своему желанию и соединял узами свойства со своим домом главнейших, самых нужных вельмож» [44;46].

Многие действия Годунова-царя ничем не будут отличаться от действий Годунова-правителя, но теперь ему все ставится в упрек. Дьяк Иван Тимофеев пишет: «Так и Борис, когда почитался равным ему по чести и за царя хорошо управлял всеми людьми, тогда казался во всем добрым, так как являлся в ответах приятным, кротким, тихим и щедрым и был всеми любим за уничтожение в земле обид и всякой неправды; все думали тогда, что после царя во всем царстве не найдется, кроме него, другого такого справедливого <человека>» [48;250].

Заметим это – после царя.

Правя за спиной царя, Годунов настолько обольстил народ, что тот «допустил» его до церковного помазания. Заполучив же наконец этот высокий сан, – «такое совершенно ему несвойственное звание, когда выше природы он окончательно оделся в великолепную порфиру пресветлого царства» [48;250] – он обманул ожидания народа и оказался для всех нестерпимым и жестоким.

Выше природы…

И если при жизни царя Федора могло казаться, что царство держится исключительно рачением Бориса, а Федор лишь олицетворяет собой некий символ власти, то стоило лишь этому «символу» исчезнуть, как обнаружилось, что именно он-то и был столпом, поддерживающим стабильность и прочность власти. И никакие царские регалии не могли в глазах современников отменить тот факт, что Борис – как бы он ни подходил к этой роли – играет ее не по праву, освященному традицией.

И что ты ни делай, как ни старайся, суд черни тебя не оправдает:

Я отворил им житницы, я злато Рассыпал им, я им сыскал работы — Они ж меня, беснуясь, проклинали! Пожарный огнь их домы истребил, Я выстроил им новые жилища. Они ж меня пожаром упрекали! Вот черни суд: ищи ее любви.

В упрек Годунову ставилось даже его попечение о строительстве храмов, совершавшееся якобы ради гордыни и самовозвеличения: «…потому что высокоумие одолело в нем веру, и превозношение его во многом превысило и драгоценные камни с жемчугом, и самую природу

золота». [97]

97

Так, он замыслил построить храм и в нем Гроб Господень, «подобный находящемуся в Иерусалиме мерою и видом», – весь из золота, украшенный драгоценными камнями и золотой резьбой: «Он весь был осыпан, как чечевицей, топазами и драгоценными камнями и очень искусно украшен разными хитростями. так что ум приходил в исступление, а глаза от блеска камней и разнообразного сияния их лучей едва могли оставаться в своем месте. Определить в числах действительную его стоимость не было возможности, потому что она превосходила всякое число» [48; 232–233].

Дьяк Иван Тимофеев, упрекая Бориса в гордыне, не отрицает и вины придворных льстецов, побудивших его в свое время добиваться царства и поддерживавших в нем честолюбивые устремления: «…так что это было как бы две веревки, сплетенные вместе, – его хотение и их лесть, – это была как бы одна соединенная грехом цепь» [48;233].

Народ будет воспринимать свершающиеся в царствование Бориса напасти и бедствия как доказательство того, что Бог отвернулся от царя: «За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность милует», – говорит народная пословица. А Бог казнил землю чрезвычайно жестоко: после нескольких лет неурожаев разразился страшный голод.

Годунов станет принимать все возможные меры для помощи голодающим, доходившим уже и до людоедства: скупать у богатых их запасы хлеба, чтобы раздавать народу, придумывать разные строительные работы, [98] дававшие заработок, раздавать милостыню. Он распорядится, чтобы хлеб привозили из дальних изобильных областей, не затронутых неурожаем, – и хлеб тот везли, по словам историка, «как бы пустынею африканскою, под мечами и копьями воинов, опасаясь нападения голодных, которые не только вне селений, но и в Москве, на улицах и рынках, силою отнимали съестное» [27;69].

98

В 1600 году была таким образом достроена Ивановская колокольня вКремле.

Только к 1603 году удалось устранить последствия голода, [99] унесшего огромное количество жизней: сколько всего народу умерло, «во всех градех и селех никто же исповедати не может: несть бо сему постижениа» [39;106].

После трехлетнего голода в 1604 году появится новая напасть: в российские пределы вступят войска Лжедмитрия I, южные города перейдут на его сторону, в следующем году самозванца разобьют под Добрыничами и вынудят уйти в Путивль, но положение будет очень серьезным, авторитет Бориса начнет стремительно падать, народ склонится на сторону самозванца, войска поколеблются.

99

Вновь родилось много хлеба, и цена его упала от трех рублей до 10 копеек за четверть. «Памятником бывшей беспримерной дороговизны осталась навсегда, как сказано в летописях, ею введенная, новая мера четверика: ибо до 1601 года хлеб продавали в России единственно оковами, бочками или кадями, четвертями и осьминами» [27; 67].

Борис умрет скоропостижно 13 апреля 1605 года.

Смерть его будет столь неожиданна, что пойдут даже слухи о самоубийстве.

Но вряд человек, столь сильный духом, как Годунов, уйдет добровольно из жизни, совершив тем самым страшный грех и оставив без защиты свою семью и свое отечество. Последние дни и часы царя Бориса, несомненно, будут омрачены тяжкими думами и опасениями.

Мне счастья нет. Я думал свой народ В довольствии, во славе успокоить, Щедротами любовь его снискать — Но отложил пустое попеченье: Живая власть для черни ненавистна, Они любить умеют только мертвых.