Бремя Всеведущих
Шрифт:
— И какая это часть?
— Одна четвёртая, думаю? Это я, как оптимист говорю, — виновато улыбнулась Виндиго. Дэспертар понимал, что её вины в этом нет, но также понимал, что помощница продолжит винить себя.
— А если включить реалиста?
— Ум-м… одна третья.
Дэспертар являлся образцом спокойствия и хладнокровия: он всегда считал, что показывать свои эмоции кому-то или является признаком бесконечного доверия, или признаком бесконечной слабости и глупости; судя по тому, что бизнесмен сейчас громко стукнул по собственному столу, он доверяет своей помощнице на все сто, если
— И что его взбесило? Почему он это сделал? — подвинулся вперёд Шаклз.
— Он говорил про то, что разочаровался во мне и в тебе; думал, мы действительно хотим изменить общество, а занимаемся "бредом и бессмыслицей". Ещё слышала от членов Сайдикатта, что он… ведёт переговоры с Комитетом.
— То есть нас предал самый доверенный и важный член подорганизации, который к тому же и с полицейскими начнёт сближаться? Замечательно, — скривился Дэспертар. — Мало проблем с политиками, теперь придётся разгребать предателей. Я нахожу ироничным то, что обычно в Комитете все вещают об изменниках; по нам ударило собственное оружие.
С опустошением на душе Дэселейшн облокотился на своё кресло, в задумчивости сцепив пальцы обеих рук. Это неожиданное предательство Райдара и ещё нескольких важных членов Сайдикатт-Веба, безусловно, было не к месту и это надо пресечь. Дэспертар, как пострадавший от ужасов войны и собственной жёсткости, может дать шанс предателю на исправление и даже не один, но когда под угрозой находится вся организация приходится действовать более решительно.
Он потратил ещё некоторое время, чтобы обговорить со своей помощницей дальнейшие действия: Райдар подлежит уничтожению, прежде чем он разовьётся и действительно поднимет восстание. Правда, изловить четвёртого по силе человека в Халлинтоеллине после Маклера, Виндиго и самого Дэспертара будет задачей не из лёгких…
И Дэспертар это понимал, готовясь к последствиям.
***
Второй особняк Коскиненых в Энкели. Примерно в это же время.
Прекрасный, тёплый вечер с закатом и пасмурными облаками длился невообразимо долго; казалось, обыкновенные сумерки, но именно в этот день они были настолько привлекательны для населения самого милитаристского города Нирнвикийской Республики. Может быть, всё дело в вечернем воздухе, а может быть в общей красоте этого завораживающего зрелища, манящего к себе тех, кто отдаёт свои жизни ради того, чтобы существовали другие. У каждого были свои причины созерцать этот уникальный, поистине неповторимый в живописности своём закат.
Но ему придётся уйти — и он ушёл, медленно сменяясь на ещё более неповторимую, холодную и пронзительную тьму, обволакивающую собой не только город, но и всю страну, весь материк в свои чёрные путы мрака, в чём-то по своему прекрасного и обворожительного. На небе установилась долгожданная ночь с миллионами ярких созвездий. Казалось, сейчас самое время для отдыха и сна, чтобы потом проснуться с новыми силами и встретить новый день.
Не все подчинялись такому правилу. Например, не подчинялась одна девушка, с трепетом сейчас пишущая сейчас свой стих, изредка что-то шепча, поглядывая на собственные грязные руки. Впрочем, это было
Если не брать тот факт, что шёпот — это её всхлипы, а руки девушки были окровавлены по причине собственных душевных терзаний и последовавших за ними физических самоистязаний. Который раз за этот месяц она испытывает дикую, невыносимую душевную боль, рвущую её изнутри на части? Не один, не пять и не десять случаев похожего рода, нет — больше, гораздо больше. А самое главное — ей никто не поможет унять эту боль. Она боится раскрыться даже собственным близким друзьям, что уже говорить про остальных; единственный, кто бы её понял — это будущий муж, главная жертва её злодеяний, из-за которых она сейчас страдает…
Девушка, вытерев слёзы, аккуратным движением взяла листик со стихом в руки и вполголоса начала зачитывать написанный на нём текст. Она не профессионал, но для стихов ведь главное самовыражение и собственные, вложенные в него чувства…
«Пытаюсь я столь тщетно и жалко,
мертвеца вернуть с того света безвозвратно.
Но каждый раз натыкаюсь я на стену,
и бьюсь до крови я, пока не перестану.
Что делаю не так? В чём моя ошибка?
Почему на его лице — загробная улыбка?
Смысл мне стараться? Смысл пытаться?
Бессмысленно это — за утерянное хвататься…
Глупа ли я или всё же больна?
Вопрос столь сложный застал сейчас меня.
И нет на него у меня ныне ответа,
пишет за меня окровавленная вена.
Схожу я с ума — это ясно и чётко,
голос мой внутренний кричит это звонко.
Но что могу я сделать? Что могу изменить?
Собственное сердце во прах обратить?
Пороки людские убили во мне личность,
месть и обида охватили меня всю.
Подвергла мучениям я невинную душу,
к чему не притронусь — тут же разрушу.
И преследует она, словно призрак во тьме,
слёзы катятся, подобно росе.
Безграничная вина смела меня цинично,
но мне уже на неё безразлично.
Помощи нет, не могу её ждать,
остаётся мне лишь безмолвно рыдать.
Ведь чувствую я — безумие снова,
кроет меня с головой пеленой.