Бриллиантовая рука
Шрифт:
— Нет! Только вино!
И, выпустив колечко дыма, она, рассмеявшись, поднялась и направилась в противоположный угол комнаты.
Сидя на стуле, Семен Семеныч видел только, что она достала из бара бутылку, наполненную темно-красной жидкостью, и два хрустальных бокала. Затем, повернувшись к нему спиной и таким образом заслонив собой столик, Анна Сергеевна осторожно вынула из лифчика полученный от Лёлика тюбик и щедро высыпала в один из
наполненных вином стаканов все его содержимое. После чего, медленно обернувшись назад, она обворожительно улыбнулась. Пытаясь ответить тем же, он широко оскалил зубы.
Высоко
— За наше случайное знакомство! — с радостной значительностью воскликнула она, чокнувшись с ним.
Рука Семен Семеныча, державшая бокал, начала было опускаться, но женщина, подложив под прозрачную ножку ладонь, осторожно, но настойчиво вернула ее обратно:
— Пейте! Пейте!
С шумом выдохнув воздух, словно собираясь нырнуть в ледяную воду, Семен Семеныч припал к бокалу и медленно его осушил, в то время как она, едва пригубив, незаметно поставила свой бокал на пол за его спиной.
Снова с шумом выдохнув воздух и ставя на пол опорожненный бокал, Семен Семеныч поинтересовался:
— А где же подружка? Может, я завтра приду? Она коротко всплеснула руками:
— А зачем нам подружка? Мой халатик почти, как тот! Высоко приподняв полу халата, так, что обнажилось красивое загорелое тело, она легко вспорхнула, отбежала к окну и, зазывно улыбаясь, начала медленно раскачиваться в такт музыке, постепенно набирая темп. Вскоре она уже кружила по комнате, ноги ее проделывали замысловатые па, бедра играли не хуже, чем у персидской танцовщицы, руки то распластывались словно крылья,
то извивающимися змейками взмывали вверх.
Слова любви вы говорили мне
В городе каменном,
А фонари с глазами желтыми
Нас вели сквозь туман.
Любить я раньше не умела так
Огненно, пламенно,
В душе моей неосторожно вы
Разбудили вулкан!
Помоги мне! Помоги мне!
Желтоглазую ночь позови,
Видишь, гибнет,
Сердце гибнет
В огнедышащей лаве любви!
В какое-то мгновение Семену Семенычу показалось, что все это происходит не с ним, что он смотрит некий причудливый и очень красивый спектакль. Помимо своей воли он поднял руки и покрутил ими в воздухе, как бы выражая свою солидарность. Но вовремя спохватился и снова тупо уставился на извивающееся тело все более стекленевшими глазами.
«Что это со мной, черт побери? — думал Семен Семе-ныч.— Кажется, я засыпаю. К чему она ведет? Нужно продержаться! Я обязан продержаться, чего бы это ни стоило!.. Эх, и зачем я пил это дурацкое вино? Еще вчерашнее не выветрилось, а тут еще добавил... Сроду не встречал таких красивых женщин...»
Но когда Анна Сергеевна, в какой-то момент отвернувшись к окну, внезапно сбросила с себя халатик, Семен Семеныч вдруг протрезвел. Ее стройная загорелая фигура, обтянутая зеленым купальным костюмом, была так заманчива, что он остолбенел. Лёгким движением она подбросила халатик, и он полетел прямо руки Семена Семеныча, который буквально вжался в стенку.
И тут произошло то,
Достаточно было одного самого резкого движения плечами — и огромная зеленая пуговица, на которую был застегнут Матильдин лифчик, с треском отскочила и сама определила для себя траекторию. Пулей вонзившись в пластмассовый корпус торшерного плафона, она пробила его насквозь и врезалась в мирно горевшую под ним лампочку. Последнее, что успел увидеть уже засыпавший Семен Семеныч, была вдруг застывшая на месте обнаженная спина Анны Сергеевны. В тот момент, когда пуговица соприкоснулась с плафоном, ему почудилось, что прозвучал оглушительный выстрел. Свет погас.
Собрав последние силы, Семен Семеныч вскочил на ноги, но продержавшись в вертикальном положении всего несколько секунд, медленно оседая, растянулся на полу во весь рост, упершись головой в подвернувшуюся стену. Его глаза еще были открыты, но сознание уже помутилось.
— Сигна-а-ал!!!—дико заорал Кеша.
Быстро закинув в холщовую сумку ножницы, Лёлик выскочил из машины и опрометью бросился в гостиницу.
— Пятый! Пятый! Тревога! — донеслось из рации, стоявшей возле Володи.
Отшвырнув газету, он вскочил и помчался к лифту, в который уже набилось народа, словно селедок в бочку. И что самое странное, эти люди, все до единого, высыпав из лифта на пятом этаже, дружно кинулись к триста двадцать седьмому номеру.
Когда дверь номера резко отворилась, осветив его изнутри ярким лучом света, льющимся из коридора, лежавший на полу Семен Семеныч словно в тумане увидел всех: Лидию Петровну в авангарде и ее спутников, свою жену Надю с исказившимся до неузнаваемости от ужаса лицом, Лёлика, которого он не имел чести доселе знать, Володю и присоединившуюся к этой компании по ходу пьесы дежурную по этажу, которая пыталась растолкать всех ее членов по сторонам.
Оставшаяся в одних плавках Анна Сергеевна, скрестив на обнаженной груди руки, полуобернулась к непрошенным зрителям и выкрикнула фразу, вошедшую потом в историю:
— Не виноватая я!!! Он сам пришел!
Но Горбункова все это больше не тревожило, так как он перебрался, наконец, в мир кошмаров и сновидений, которые терзали его до самого исхода страшного и насильственного забытья.
* * *
И снова, как и сутки назад, наступило тяжелое пробуждение, с той лишь разницей, что на этот раз Семен Семеныч был раздет до майки и трусов чьей-то заботливой рукой.
Он открыл глаза, потер их кулаками и сладко потянулся. Нади, так же, как и предыдущим утром, рядом не было. Он хотел взглянуть на будильник, чтобы узнать, который час, протянул руку к стоявшей рядом тумбочке, пошарил по ней рукой, но будильника не обнаружил.
Вдруг он увидел широко распахнутый платяной шкаф, в котором не было ничего, кроме пустых вешалок. Правда, на одной из них одиноко болталась его белая рубашка. Семен Семеныч рывком вскочил и сел на кровати, оглядывая комнату. Его взору предстали абсолютно пустые полки серванта, кровать с металлической сеткой без матраца, перевернутый стул и сиротливо валявшийся на полу Танюшкин пупсик. На письменном столе лежал лист белой бумаги, на котором было что-то написано.