Бриллиантовая рука
Шрифт:
— Надя! — беззвучно шепчут его губы.— Надя!
Она сидит в кресле напротив распахнутой настежь балконной двери, вытянувшись во весь рост и запрокинув голову.
Забыв о больной голове и пересохшем горле, Семен Семеныч соскакивает с кровати и двумя прыжками достигает кресла. Ему становится страшно. Он боится прикоснуться к жене, боится, что она не пошевелится в ответ и что...
Но рука сама тянется к ней. Хватает едва ощутимого прикосновения, чтобы Надя встрепенулась и
— А?! Что? — спросонья бормочет она.
— Надя!!! Наденька!
Упав на колени перед креслом, едва сдерживая рыдания, он крепко прижимается головой к ее груди.
Надя нежно гладит его по затылку, покрывает поцелуями взлохмаченные волосы.
— Сеня! Сеня! Успокойся! У тебя есть выход.
— Да? — обливая слезами Надин халат, говорит Горбунков.
— Да! Есть! Ты должен пойти и признаться сам. Сам!
— В чем? — спрашивает он, приподняв голову.
— В измене!
Хмель проходит окончательно.
— Как ты могла такое подумать!
Вскочив с колен, Семен Семеныч начинает бегать по комнате из угла в угол, размахивая руками и иногда в отчаянии хватаясь за голову. Увидев такую бурную реакцию, Надя пытается его успокоить:
— Сеня! Подожди! Не бегай так. Успокойся! Давай поговорим начистоту.
Глядя сейчас на него со стороны, можно было подумать только одно:
Отелло! Ну чистый Отелло!
Однако ни Наде, ни ее мужу было сейчас не до сравнений.
— Ты, мать моих детей! Как ты могла! О Боже, несчастный я! О, горе мне!
— А что? — возмущенно кричит Надя.— Что я могла подумать? Что я должна была подумать?!
Он вскидывает руки над головой:
— Только не это! Все, что угодно, но только не это! О, горе! Горе мне!
— Откуда у тебя пистолет и деньги? — в негодовании спрашивает она.
Резко отшвырнув в сторону попавшийся на дороге стул, Горбунков с новой силой кричит:
— Молчи, несчастная! Молчи!
Надо сказать, вид у Семен Семеныча в эти минуты не слишком соответствовал ситуации. Длинные, почти до колен белые «семейные» трусы, пиджак, надетый только на одну руку, перекошенный галстук, вздыбленные волосы... Ах, да. Еще припухшие красные глаза. Вот такой премилый портрет. Однако ни он, ни она, захваченные ссорой, сейчас этого не замечали.
Но она, любящая, умная, тонкая и все понимающая Надя все-таки заметила! Не зная, не подозревая о деталях, она женским чутьем почувствовала, что с ним, чистым и светлым мужем Сеней, творится что-то неладное. И скорее всего, помимо его воли.
Они стояли друг перед другом: она — в чистеньком домашнем халатике, он — растрепанный, измученный и потерянный. О, если бы ей знать, как ему помочь!
Не в силах больше совладать
— Сеня! Скажи, откуда у тебя пистолет и деньги!
Он молчал.
— Ну откуда у тебя все это?! — снова взмолилась Надя.— Я умоляю тебя, Сеня, скажи!
Наконец решившись, он осторожно отстранил ее:
— Хорошо, я тебе скажу. Но никому ни слова!
— Хорошо! Клянусь!
Оглянувшись по сторонам, словно боясь, чтобы его не услышали, Семен Семеныч склонился к жене и таинственно прошептал:
— Это государственная тайна.
Она понимающе кивнула. Он продолжал:
— Пистолет и деньги я получил для выполнения ответственного спецзадания!
— Какого?!
— Этого я тебе не могу сказать... пока. Придет время — и ты все узнаешь. Может, меня даже... наградят.
— Наградят?
— Да. Посмертно.
Представив в реальности все, о чем поведал жене, Семен Семеныч коротко всхлипнул.
* * *
Слава Богу, на этот раз обошлось без следов на лице. Только невыносимо горело распухшее ухо, по которому пришелся удар. Но это ничего. Не будет же оно оттопырено вечность!
Кеша стоял, обиженно повернувшись спиной к шефу и сосредоточенно ковыряясь в причудливой извилистой загогулине, украшавшей небольшой подвесной шкафчик. Он, сохраняя достоинство, нарочито не встревал в переговоры.
Лёлик же, напротив, с упоением внимал каждому слову шефа, подобострастно поддакивая и кивая.
Когда шеф закончил, он с восторгом воскликнул:
— Шикарный план, шеф! У двенадцать нуль-нуль все будет готово! Это гениально!
Шеф поднял палец, давая понять, что разговор закончен.
Лёлик пнул локтем в бок стоявшего рядом Кешу, давая, в свою очередь, понять, что пора уходить.
Нужно было как-то откланяться, не потеряв себя.
Кеша молча повернулся к шефу, отнял от правого уха ладонь. Оно раза в три было больше левого. Гордый и оскробленный насилием, Кеша коротко кивнул, дернул подбородком и отправился вслед за Лёликом, уже ожидавшим его на лестничной площадке.
Рука с массивным бриллиантовым перстнем на среднем пальце долго закручивала, завинчивала и замыкала многочисленные замки.
* * *
В дверь позвонили.
Лёлик, отложив в сторону колоду карт, неохотно пошел открывать. Он был весьма недоволен тем, что кто-то осмелился прервать их увлекательную игру.
— Добрый день!
На пороге стояла Матильда, та самая агентша, которая всякий раз при встрече шокировала Лёлика своей неотразимостью.