Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало

Тихонова Карина

— Возможно, ты успеешь.

Валька так и села на узкий кухонный диванчик. По коже поползли ледяные мурашки.

— А бабушке позвонили? — растерянно спросила она.

— Давно уже. Все здесь, кроме тебя, Димы и Сергея. Бабушка едет. Давай скорей.

— Я бегу, — прошептала Валька. Губы вдруг онемели и отказывались повиноваться. Дрожащими руками она положила трубку на место. Встала и, ускоряя шаги, пошла в коридор. Быстро оделась и выскочила на площадку. Вызвала лифт. Вспомнила, что забыла сумку с деньгами. Вернулась. Схватила сумочку, выскочила из квартиры и спустилась

на лифте вниз. Вспомнила, что забыла перчатки, плюнула на них и побежала к дороге.

— В кардиологический центр, — наклонившись к окошку, сказала она водителю.

— Нет, — отказался тот. — Мне в другую сторону.

— Я вас очень прошу, — сказала Валька и проглотила комок в горле. — У меня мало времени. Очень прошу.

Водитель внимательно посмотрел на нее. Что-то изменилось в его лице, он отвел глаза в сторону и неловко пробормотал:

— Поехали…

Ехали быстро и молча. Думать о том, что может произойти с минуты на минуту, Валька не могла. Мозг парализовало ледяное оцепенение.

Машина остановилась у центрального входа.

— Сколько? — спросила Валька и торопливо открыла сумочку.

— Идите, — ответил водитель. — Не нужно ничего.

— Спасибо.

Валька выскочила из автомобиля и побежала в вестибюль огромного здания. Охранник на входе попытался перехватить ее, но Валька, не останавливаясь, отчаянно махнула рукой, и он затормозил на полпути, глядя ей вслед. Такое выражение лица ему случалось видеть не раз, и он хорошо знал, что оно означает.

— К Русановой, — коротко бросила она, остановившись на посту возле дежурной медсестры. Та на секунду опустила глаза в регистрационный журнал, но тут же что-то вспомнила и искать фамилию не стала.

— Сто пятая. Бегите, — тихо ответила она посетительнице. И торопливо добавила вслед метнувшейся к палате Вальке:

— Халат, халат!

Но Валька ничего не слышала. Открыла дверь большой одноместной палаты и застыла, пораженная количеством собравшихся.

В сборе было все семейство. Даже бабушка успела приехать раньше нее и держала за руку Евгения Павловича. Дядя Женя с того времени, как Валька видела его в последний раз, успел подурнеть и состариться. Не зачесанные длинные волосы, которые обычно аккуратно прикрывали лысину, свисали с висков. Под глазами набрякли густые фиолетовые мешки. Одет дядя Женя был без обычной щеголеватости в старую рубашку-поло с коротким рукавом, вывернутую наизнанку, и не глаженые брюки, замызганные сзади маленькими бурыми кляксами. Он не обращал внимания ни на кого в палате, кроме женщины-врача, стоявшей над узкой жесткой койкой.

Женщина склонилась над телом тети Али. Круглым металлическим предметом она водила по ее груди, наушники, торчавшие из ушей врача, наводили на глупые мысли об аудиоплейере. Вот врач разогнулась, осторожно сняла наушники и медленно повернулась к ним. И тут же раздался ровный вой прибора, до этого испускавшего короткий писк через неравные, все удлиняющиеся промежутки времени.

— Все, — сказала женщина-врач.

Кто-то взял Вальку под руку. Она вздрогнула, повернула голову и увидела маму, отделившуюся от остальных родственников. Никто не шевелился,

только сверлил виски ровный вой, по сравнению с которым звук старой советской бормашины казался пением ангелов. Врач поморщилась и отключила прибор. Теперь тишина стала еще страшнее.

— Что вы стоите? — вдруг закричал Евгений Павлович и рванулся из бабушкиных рук.

— Что вы стоите! — орал он на врача. — Несите фибриллятор! Быстрее!

— Женя! — сказала бабушка ломким неубедительным голосом.

— Да шевелитесь же!

Врач нахмурилась и внимательно заглянула в полубезумные дяди Женины глаза.

— Укол? — сказала она, обращаясь почему-то к бабушке.

— Да, пожалуйста.

Врач быстро прошла через расступившихся перед ней людей и скрылась за дверью. Евгений Павлович вырвался на свободу, оттолкнул бабушку и бросился к койке, застеленной ослепительно-белой простыней.

— Потерпи, Аля, — бормотал он и с силой нажимал скрещенными руками туда, где минуту назад еще билось ее сердце, — я сейчас…

Он припал губами ко рту жены и с силой выдохнул воздух.

— Дыши! Ну!

И принялся яростно и методично терзать неподвижную грудную клетку. Валька отвернулась к стене. По ее щекам непрерывным и обильным потоком бежали слезы.

— Папа!

— Не мешай мне, — быстро ответил дочери Евгений Павлович. Жидкие и длинные волосы разметались вокруг полубезумного лица, он непрерывно наклонялся к жене, чтобы с силой выдохнуть воздух в ее мертвые легкие.

— Лучше помоги, — продолжал он, с каким-то жутким нетерпением всматриваясь в белое лицо, лежавшее на подушке, — Иди, помассируй сердце, а я буду дышать за нее. Быстро!

— Я не могу на это смотреть, — шепнула мама и быстро вышла из палаты, чуть не столкнувшись в дверях с возвратившейся женщиной-врачом. Вслед за ней в палату вошла молоденькая девочка в белом халатике и белом колпаке, то ли медсестра, то ли практикантка. На ее лице был написан неподдельный ужас человека, еще не выработавшего иммунитета на подобные зрелища.

— Что он делает? — спросила врач.

— Искусственное дыхание, — ответила бабушка и вдруг заплакала. — Ради бога, остановите его!

Врач подошла к Евгению Павловичу, дотронулась до его руки и попросила:

— Отойдите.

— Вы же не хотите ничего делать, — ответил тот, не прекращая свои безумные манипуляции с мертвым телом.

— Хорошо, я попробую, — кротко ответила врач, и Евгений Павлович бросил на нее короткий недоверчивый взгляд.

— Сами?

— Сама. Только отойдите.

— Нужно быстро…

— Да, я понимаю… Лиза!

Девочка торопливо приблизилась к ней и подала шприц. Врач обхватила мужскую руку цепким кольцом сильных пальцев.

— Мне? — не поверил Евгений Павлович. — Зачем?! Ей сделайте!

— Сейчас, сейчас, — забормотала женщина, выпуская жидкость из шприца ему под кожу. Смазала укол ваткой, смоченной в спирте, поискала взглядом мусорную корзину, не нашла и вернула пустой шприц медсестре. После чего взяла ладонь Евгения Павловича, накрыла ее двумя своими, заговорила негромко, с заученным сочувствием человека, делающего это не в первый раз.