Бродячее сокровище
Шрифт:
Все-таки великое дело — порода… Дон Хайме, бледный, как полотно — а вот внутри, несомненно, кипящий, как вулкан — произнес с достойной уважения невозмутимостью:
— Оскорбить идальго может только равный, поэтому драться с вами я не буду.
— Да ну, какое тут благородство и фамильная спесь, — сказал Мазур. — Не хотите рисковать, когда на кону такой куш?
— Совершенно верно, — без выражения откликнулся дон Хайме. — В конце концов, это тоже серьезный мотив. Чего ради я должен рисковать, подставляясь под пулю гангстера? Я искренне надеюсь, что у
Мазур, подавшись вперед, произнес сквозь зубы:
— Если ты, старая сволочь, не заберешь свои деревяшки, я тебе в спину шарахну без оглядки на традиции…
После недолгого обмена взглядами дон Хайме пожал плечами, с видом непринужденным и не сломленным подобрал обломки трости, вежливо поклонился и направился к выходу упругой походкой хозяина жизни. Спина у него оставалась безукоризненно прямой, голову он держал высоко, и со спины, надо отдать должное, его вполне можно было принять за двадцатилетнего лейтенанта в штатском. Мазур видел в разбитое окно, как благородный дон все той же безукоризненной походочкой шагает к воротам.
— Ты знаешь, я на досуге обожаю пофилософствовать, — сказал он задумчиво. — Как-то вывел для себя определение смертельно опасного врага. По-моему, это тот, кто отвечает трем требованиям: имеет возможность тебя угрохать, желает этого достаточно сильно, и, наконец, настроен решительно. Сдается мне, твой сосед всем трем требованиям отвечает. Не хочу тебя пугать, но очень похоже, он и с тобой больше церемониться не будет. В конце концов, ты не единственная на земле красавица, уж извини.
— Я знаю, — отозвалась Кристина тусклым голосом. — Теперь он и меня прикончит при случае.
— Какого же черта ты ему брякнула насчет любовника? Не могла не понимать, что лишаешь бедолагу последней надежды.
— Именно этого мне и хотелось, — отрезала она. — Отца я ему не прощу. Пора было внести полную ясность… Боже мой, он ведь не врал насчет Роблеса. Если бы врал, Роблес давно бы приехал. Все рухнуло, все…
— Роблес, значит, аквалангист… — протянул Мазур. — Море, море… Он должен был нырять к… цели?
— Ты удивительно догадлив…
— И теперь у тебя нет ни денег, ни аквалангиста, — вслух рассуждал Мазур.
— Придется самой.
Мазур посмотрел на нее, присвистнул:
— Русалочка… Какая там глубина?
— Ну, футов сто…
— Как мы это небрежно произнесли… — сказал Мазур. — Сто футов. То есть добрых тридцать метров… Ты что, ныряла с аквалангом?
— Да, в Штатах. У меня есть сертификат…
— Ну, даже так… — произнес он с преувеличенным почтением. — А сколько у тебя погружений?
— Много.
— А точнее?
— Не менее дюжины.
— Понятно, — сказал Мазур. — Любительский сертификат каких-нибудь ускоренных курсов… А максимальная глубина, на которую ты ныряла?
— Какая тебе разница?
— Все-таки?
— Ну,
— Один раз, а?
— Два.
— Немногим лучше. Два раза на сорок футов, под бдительным присмотром инструктора, который больше пялился на твою попку в бикини, чем учил всерьез… И еще десяток бултыханий на мелководье. С такими достижениями нечего и соваться на сотню футов, даже на привязи. Угробишься.
— Ты-то что в этом понимаешь?
— Я — аквалангист, — сказал Мазур.
И выругал себя последними словами, но ничего нельзя было изменить… Она вскинула глаза, и трудно было сказать, чего там больше, недоверия или яростной надежды:
— Ты?! Тетя Роза говорила, что ты — парашютист… Десантник.
— То-то и оно, — сказал Мазур уверенно. — Знаешь, что такое паралангист? Боже, чему вас учили в университете… Паралангист — это десантник, одинаково хорошо владеющий как парашютом, так и аквалангом. Прыгаешь с парашютом в море, отцепляешь стропы и ныряешь, превращаешься из птички в рыбку. Понимаешь? Так что говорю тебе как специалист: с такой подготовкой ты точно в пять минут угробишься на ста футах… Ни единого шанса.
— Ты правда… специалист?
— Сама можешь проверить.
«Ну что тебе смирно-то не сиделось? — попрекнул он себя. — Распустил хвост, павлин хренов… Мало ты видел красивых девок и мало их имел? На кой хрен тебе эта принцесса печального образа?»
Совесть ныла не так уж и сильно. Но все равно, не стоило связываться. Проще всего и полезнее для дела было бы плюнуть на все, уехать отсюда, забиться в какую-нибудь дыру вроде отеля с хорошей репутацией (благо донна Роза, отправляя на дело, снабдила все же приличной суммой на расходы в долларах и местной валюте) и проторчать там безвылазно несколько дней, пока не придет корабль. Документов, правда нет… ничего, бывают ситуации, когда можно обойтись и без них, если бумажник туго набит. Снять угол в частном секторе, частники, как во всем мире, при виде бумажек с крупным номиналом паспорт не особенно и требуют…
Но ведь нет прямого запрета на такие именно действия? Вот то-то и оно. Отданные ему приказы были сформулированы с учетом ситуации достаточно обтекаемо: лечь на дно, не привлекая к себе внимания, пересидеть и переждать… Но с формальной точки зрения он ничего и не нарушал. Он просто лег на дно. Таким вот образом. Кто будет его искать в компании кладоискателей, потихоньку ушедших в море? Как-никак в море нет ни контрразведки, ни тайной полиции, ни вездесущих цэрэушников, ни розыскных листов…
— Сколько ты хочешь? — спросила она вдруг.
Мазур спохватился и подумал, что в его образе можно быть добрым и отзывчивым — зато никак нельзя показать себя законченным альтруистом. Капитализм кругом, буржуазный мир, царство чистогана. Австралийский бродяга просто обязан алкать…
— Десять процентов, — сказал он браво. — Дон Хайме упоминал о пятистах тысяч как двадцати пяти процентах… Даже с моими скверными оценками по математике в школе легко вычислить, что общая сумма составляет два миллиона. Вот и давай десять процентов. Ну что, по рукам?