Бродячее сокровище
Шрифт:
— Понятно, — кивнул Мазур. — Все денежки в одной семье… А ты, я так понимаю, отказалась?
— Как ты догадлив! Он меня нисколечко не прельщал… В общем, он не знает места, но знает, о чем идет речь…
— И он осерчал, я так понимаю?
— Ну да, — бледно улыбнулась Кристина. — Ему хотелось заполучить не только долю, но и меня…
— Я его понимаю… Что было дальше?
— Отца они подстерегли два месяца назад, на дороге, возле Чакона. Он выжил, повезло. Получил четыре пули. Сейчас
— Ага, — сказал Мазур догадливо. — А на тебя у него рука не поднимается, а?
— Он все-таки идальго, — отрезала Кристина. — Не так-то просто для человека подобного происхождения убить девушку своего круга. Воспитание и традиции…
— Да вдобавок матримониальные планы, нет?
— Вон он…
Мазур посмотрел в разбитое окно столовой. По мощеной кирпичом дорожке к дому, небрежно помахивая тростью, шествовал пожилой и крайне представительный сеньор: красивая проседь в волосах, усы и эспаньолка на старинный манер, серая тройка, белый галстук…
— Странно, что ты ломаешься, — сказал Мазур. — По-моему, вполне приличный жених. Море обаяния и шарма, а если вдобавок учесть родословную…
Кристина сверкнула на него глазами, что твоя пантера, но ответить колкостью не успела: потенциальный жених вошел в столовую, улыбаясь вежливо и благожелательно, с невыносимой галантностью поцеловал руку Кристине, сухо кивнул Мазуру, как какому-то конюху, опустился на стул в непринужденной позе. Положив обе ладони на изогнутую рукоять трости, посмотрел куда-то поверх головы Мазура и произнес что-то по-испански с видом надменным и пренебрежительным.
— Давайте говорить по-английски, — сказала Кристина с восхитительно равнодушным лицом. — Мой… друг не понимает по-испански.
— Охотно, — сказал дон Хайме на приличном английском, вновь глядя поверх Мазуровой макушки. — Я говорил: простите, не имел чести быть представленным…
— Меня зовут Джон, — сказал Мазур. — Джон Смит. Адвокат сеньориты Кристины. Я из Филадельфии, изволили слышать? Адвокатская контора «Смит, Смит, Смит и Смит» Я — четвертый в списке Смит, который «и Смит». Город Филадельфия, цитадель американской демократии… не доводилось бывать?
— Доводилось, — не моргнув глазом, ответствовал дон Хайме. — Молодой человек, тысячу раз простите, но выговор у вас вовсе не американский…
— Помилуйте, я и не выдавал себя за урожденного американца, — светским тоном сказал Мазур. — Позволено ли мне будет осведомиться, отчего вы на меня так странно смотрите?
— Вам не кажется, что это вульгарная привычка — таскать пистолет за поясом?
— Господи! — сказал Мазур растроганно. — Наконец-то я встретил человека, который вопреки местным традициям отмечает вульгарность этого обычая… Вы тысячу раз правы, любезнейший дон Хайме. Пистолет за поясом — это плебейство… но я не виноват, что здесь именно так заведено и невозможно достать нормальную кобуру… Если вас пугает мой скромный пистолетишко, я его уберу…
— Молодой человек, — значительным тоном произнес дон Хайме. — Чтобы меня
— Ну, тогда я уж и дальше буду сидеть с пушкой за поясом?
— Сделайте одолжение.
Мазур непринужденно повернулся к Кристине и сказал так, словно они были здесь одни:
— Дорогая, ты была права — чертовски забавный старичок…
Дон Хайме одарил его молниеносным, испепеляющим взглядом. Мазур в ответ на это улыбнулся простецки, широко, совершено идиотски. На несколько секунд повисло молчание, потом дон Хайме преспокойно спросил:
— Милая Кристина, где вы раскопали этого дешевого гангстера? — и любезно сообщил Мазуру: — В вашем облике есть некоторые недочеты, должен с прискорбием заметить. Полагалось бы носить шляпу фасона «борсалино», лихо заломленную набекрень, держать в уголке рта изжеванную сигару, а на пальце просто обязан красоваться огромный перстень…
— Я не сторонник скрупулезного следования окостеневшим традициям, — сказал Мазур. — Дон Хайме, вы сделали две ошибки. Даже три. Во-первых, я не гангстер, во-вторых, не дешевый. В-третьих, должен вам сказать откровенно: мне никогда не нравились люди, которые посылают своих холуев стрелять в девушек и поджигать коровники. Первое — подло, а второе — мелко. Ваши предки, я уверен, в гробах ворочаются…
— Оставьте в покое моих предков, — ледяным тоном произнес визитер.
— Да ради бога, — сказал Мазур. — Так вот, мне не нравятся люди, ведущие себя подобным образом. Иногда, если особенно допекут, я их, простите, убиваю…
С тем же каменным выражением лица дон Хайме произнес:
— Простите, милейший, а вас никогда не называли нахальным щенком?
— Ба-бах!
Кристина невольно отшатнулась. Зато дон Хайме, не дрогнув, остался сидеть в своем кресле, держа обеими руками гнутую рукоять трости — хотя самой трости при рукояти уже не было, трость валялась на полу, перебитая пулей из «Тауруса».
— Неплохо, — произнес, наконец, дон Хайме, небрежно отшвырнув рукоять. — Оружием вы владеете мастерски, согласен… Но ведь это еще ничего не решает, я так думаю… Кристина, позвольте вам попенять на правах старого доброго знакомого, некогда державшего вас на руках, когда вы еще пребывали в младенческом возрасте… неужели вы всерьез рассчитываете чего-то добиться, наняв этого… — он многозначительно оборвал гладкую фразу.
Кристина, гордо выпрямившись в кресле, ответила с восхитившим Мазура выражением лица:
— А если предположить, что рассчитываю?
— Должно быть, на оплату услуг этого чистозо вы потратили последние деньги?
— Сеньорита, вас не затруднит перевести непонятное мне слово? — спросил Мазур спокойно. — Если оно имеет хоть чуточку уничижительный оттенок, я его выкину в окно…
— Да нет, пожалуй, — сказала Кристина. — «Чистозо» означает забавник.
— А, ну в таком случае дон Хайме покинет этот дом через дверь и на собственных ногах, так и быть, — сказал Мазур. — Не вижу ничего оскорбительного…