Бродячее сокровище

Бушков Александр Александрович

— Неплохо изложено, — сказал Мазур. — Ну, а все же? Счастливее стали? А ты, прелесть моя? Каково чувствовать себя невестой с приданым в миллион долларов?

Кристина, повертев меж пальцами освобожденный от бумажки бриллиант, ответила ему чуточку растерянным взглядом:

— Ощущения в самом деле… сложные. Столько сил, трудов и опасностей… а потом ты буднично достал мешочки…

Хольц поинтересовался, катая камушки в горсти:

— Джонни, если вы так наплевательски к этому относитесь, может, откажетесь от своих процентов?

— Э, нет, — сказал Мазур, вовремя вспомнив о своей роли. — Ни черта

подобного, альтруиста нашли… Просто я с самого начала относился к этому предприятию не как к сияющей мечте, а как к вертящемуся колесу рулетки: выиграю — отлично, нет — что ж, не сложилось… Прячьте камушки, миллионеры, и пойдемте побыстрее на судно. Нечего нам тут делать, право слово…

Еще договаривая, он плавно переместился вправо и разоружил Хольца моментальным, неуловимым движением. Еще до того, как немец успел осознать происшедшее, отсоединил магазин, выщелкнул патрон из ствола, отправил его к собратьям, перебросил магазин хозяину:

— Так оно будет лучше, Хольц. Честная дележка, а? Вам патроны, мне трещотку. Никто не сможет причинить другому вреда.

— Ага, — сказал Хольц, растерянно вертя магазин в руке. — Если не считать, что у вас пушка в кармане…

— Зато у вас по карманам — две гранаты.

— Не дурите! Прекрасно понимаете, что не могу я их бросать, стоя от вас в двух шагах…

— Понимаю, — кивнул Мазур. — Ну что же, придется вам всецело положиться на мое врожденное благородство… Да не коситесь вы так, Хольц! Если бы я хотел вас пришибить, давно бы уже пришиб… Я просто хочу исключить дурацкие случайности, вот и все… Ну, пойдете вы, наконец?

Немец, зло фыркая, все же потащился рядом — неуклюже, но добросовестно маневрируя так, чтобы Мазур не оказался у него за спиной. Мазур, в свою очередь, краешком глаза все же держал Кристину, несмотря на отсутствие у нее оружия — но, главным образом, впитывал всеми имевшимися у него чувствами идущую от леса информацию, как всегда в таких случаях, искренне жалея, что голова у него не способна вертеться на триста шестьдесят градусов, подобно радару…

И выучка не подкачала. Когда метрах в пятидесяти впереди, меж двумя столетними и высоченными деревьями, перебежал вдруг человек с продолговатым предметом в руках, Мазур не потерял и доли секунды, рухнул в заросли чего-то вроде водянистых разлапистых папоротников, свалил Кристину, выхватив пистолет в падении, успев в то же время зацепить выброшенной ногой щиколотку немца, опрокинуть его совсем рядом.

И тут же раздались выстрелы. Очередь прошла чуть ли не над самой головой, пули смачно, знакомо вмазали по стволу справа налево — и тут же, с другой точки, заработал второй автомат, очередям вторили глухие хлопки одиночных, засада не жалела патронов.

Прижимая Кристину к земле, Мазур осторожненько повернул голову, раздвигая щекой липкие влажные листья, быстрым взглядом оценил количество попавших в дерево пуль и высоту над землей содранной коры.

Дела оборачивались скверно. Автоматчик выпустил добрый десяток пуль, целясь им с девушкой примерно на ладонь над поясницей — другими словами, не собирался пугать или ошеломить. Он с самого начала собирался убить, срезать наповал

обоих.

Отсюда логически проистекало, что не только Мазур, но и Кристина не рассматривается этими как потенциальная пленница. Не нужна им совершенно. Что позволяло закончить вовсе уж неутешительным выводом: нападавшие точно знали, что клад извлечен, что он — при троице, прижатой к земле плотным огнем. Такие дела…

И еще. До «Креветки» — не более трехсот метров, там не могут не слышать ожесточенную пальбу. Кто рискнет нападать при раскладе, когда с тыла вот-вот могут навалиться капитан Гальего и его матросики? Да только тот, кто нисколечко атаки с тыла не опасается. А это значит, что либо экипаж «Креветки» — предатели чертовы, либо никого из них уже нет в живых. Все это — пока что домыслы, но помноженные на профессиональный опыт… черт побери, как им удалось сесть на хвост? Кто бы там ни был, в чащобе, но они должны прекрасно знать, за кем и за чем охотятся. Сущим бредом было бы допущение, что это какие-то совершенно посторонние злодеи. Таких совпадений не бывает…

— Автомат отдай, мать твою! — послышался злой шепот.

Обдумав все в секунду, Мазур пришел к выводу, что на Хольца пока что можно полагаться. И перебросил ему трещотку. Лежа на боку в здешних лопухах, Хольц моментально вставил магазин, приподнялся. Пули звучно шлепнули в дерево над ним, и он вновь завалился в лопухи.

— Лежать! — шепотом рявкнул Мазур.

Покосившись на Кристину, выругался про себя. На ней были ярко синие брючки и алая блузка — со вкусом подобранный наряд, гармонировавший с темными волосами и темными глазами — но в нем только и щпацировать по главной улице, ловя восхищенные взгляды поклонников. А здесь, в зеленой чащобе, где в природе не существует ни алого, ни синего, такие цвета лишь вернейшим образом обозначат живую мишень… Ну, а что прикажете делать? Не раздевать же, бессмысленно…

— Гранатой их, тварей! — яростным шепотом предложил Хольц, щупая отягощенный помянутым орудием убийства карман.

— И куда кинешь? — в промежутке меж двумя щедрыми очередями фыркнул Мазур. — Наобум? Береги боеприпасы, кригсмарине!

Он давно уже прокачивал то затухавшую, то вновь разгоравшуюся стрельбу, анализировал с позиций немалого опыта. И очень быстро пришел к заключению, что столкнулся с четверкой пусть и крепко вооруженных, но безусловных непрофессионалов. Два автомата и две винтовки лупили определенно вразнобой.

Любая перестрелка неповторима, как гениальная симфония и обладает своей, если позволено так выразиться, партитурой. Человек вроде Мазура ее читал, как охотник — заячьи следы. И видел, знал, что имеет дело с несыгранным оркестром. Это не военные, не спецназ, вообще не группа, привыкшая и обученная действовать слаженно. Больше всего это похоже на какую-нибудь дешевую шпану, освоившуюся с оружием, но в жизни не ученую боевому порядку, слаженному огню.

Более того, он уже сталкивался с подобной шпаной — по дороге к «дворянскому гнезду», пришедшему в упадок особняку Кристины. Все ниточки, все следы вели в одну-единственную точку.