Бронированные жилеты
Шрифт:
"Шляпа из нутрии".
Записи были неодинаковой значимости и ориентации.
"Скандал на багажном дворе: "Собрались бы эти люди, если бы хулиган пнул не собаку, а вас или меня? Или оскорбил бы женщину?"
"Освобождение себя от труда есть преступление. Д. Писарев". Денисов заимствовал ее из блокнота потерпевшего.
Он вернулся к первым страницам.
"Приметы неизвестного, похитившего месячного львенка в Хабаровском аэропорту... Приметы похищенной картины Горюшкина-Сорокина "Зимний пейзаж села Ивановки" 47,5x25,3 см...
Больные
Денисов захлопнул книжку. Ни одна из заметок ничем пока не могла помочь.
"Fichet Bayche" - мелькнуло на обложке.
На Международной выставке криминалистической техники в Москве представитель французской фирмы, выпускающей несгораемые шкафы, презентовал записную книжку любознательному экскурсанту - "инспектёр де инструксьон криминель Денисову". К сувениру прилагался объемистый доклад "Развитие средств взлома сейфов во Франции за последние пятьдесят лет".
– Аткарск!
– Антон выглянул за дверь.
– Я буду в купе.
– Давай.
Денисов взял записную книжку. Она раскрылась на той же странице, на какой Денисов ее захлопнул.
"Больные... не воспринимают реальной ситуации, а живут в далеком прошлом, действуют... в соответствии с этой ложной ситуацией..."
"О чем это?!" Он так и не вспомнил.
Антон вернулся быстро. Поезд уже двигался.
– Ничего нет. Надежда теперь на Саратов.
– А что насчет Карунаса?
– К бригадиру никто не приходил.
"На вид тридцать пять лет, в сером костюме...
– подумал Денисов.
– Не его ли видела Прудникова рядом с Судебским и догом?"
За Аткарском снова тянулись поля, повторялось пройденное. Но дали не были больше высвечены беспощадным солнцем. Краски стали тише. Неожиданно задул ветер.
Они вышли в коридор.
Денисов вспомнил:
"Не видели ли вы собаки в поезде?" - спрашивал Голей у попутчиков. Так морской бродяга из книжки, поселившись на берегу, интересовался, нет ли поблизости моряка на одной ноге.
Пассажиры набились в коридор. В нескольких шагах от Денисова и Антона стоял Вохмянин, во рту завлабораторией сжимал трубку.
"Каков Вохмянин в жизни?" Денисов попытался представить завлабораторией коллегой - инспектором вокзального уголовного розыска. Прием был испытанный.
"В хорошей физической форме. Настроение ровное. Пониженное... больше, пожалуй, он ничего не мог сказать, аттестуя.
– Кумир милицейских дам - следователей, участковых инспекторов по делам несовершеннолетних. Находится под их опекой...
– Денисов вступил в область чистой фантазии...
– Личная жизнь окутана тайной, двое детей, старший неродной..."
Он заметил, что ушел от чего-то реального, что следовало положить в основу характеристики.
"Что именно?.."
Из десятого вагона прошел Ратц, на минуту отвлек Денисова от наблюдений.
"Незажженная холодная трубка!
– Денисов внезапно
– Она деталь другого образа. Часть чужой биографии..."
Мысль заработала в указанном ей направлении: он вспомнил цитату из записной книжки - о карме - роли, порожденной нашей собственной природой.
"Завлабораторией пытается прожить чужую карму, не задумываясь, подходит ли она для него... Это ведь только кажется легким: примерить, как шляпу, чужую судьбу!
– Денисову не раз приходилось думать об этом. Человек, не знающий себя до конца!.. Какое зло может он принести себе и тем, кого он вольно или невольно вводит в заблуждение..."
Почему Вохмянин скрыл, что провел в Москве лишние сутки? Как странно посмотрел в глаза, когда сказал: "В конце пути инспектор обязан указать убийцу!"
За окном мелькнуло что-то похожее на маневровый паровозик - не "кукушка", значительно старше - трехосное, с классическим фонарем под керосин, словно снятым с вокзального портала.
"Танк-паровоз?!
– Денисов пожалел, что не мог рассмотреть.
– Тендер определенно отсутствовал..."
Вохмянин ушел в купе.
Людей в коридоре заметно прибавилось. Где-то на половине пути между Аткарском и Татищевом остывший солнечный диск закатился. Кучевые облака хорошей погоды нарисовали вполнеба картину средневекового замка - с зубцами крепостных стен, косыми линиями подвесных мостов.
– Потрясающий закат, - сказал кто-то.
Картина замка просуществовала недолго. Ее смазали другие облака высоко-кучевые, похожие на дымы.
Кто-то у другого окна тоже успел заметить:
– Здесь потрясающие закаты!
В конце коридора было шумно: лейтенанты из десятого вагона увивались вокруг Марины. Теперь они пародировали популярные персонажи эстрады Маврикиевну и Авдотью Никитичну, лепетали дурными голосами, прикрывшись платочками.
– Потрясающий закат, - услышал Денисов опять.
"Потрясающие закаты" порхали по коридору.
– Ты представляешь гостиницу "Южную", Антон?
– спросил Денисов.
– "Турист" хорошо представляю - семь огромных корпусов. "Южную" нет. Может, спросить у Марины?
Шум в конце коридора тоже вскоре утих: Марина ушла к себе. Денисов вспомнил ее рассказ о Сумах, строчки стиха Вероники Тушновой - какое-то беспокойство жило и в Марине, его нельзя было не заметить.
Лейтенанты из десятого вагона постояли еще для приличия, тоже ушли.
Судебский провел на удавке Дарби. Аристократический дог пребывал в состоянии глубокого раздражения - урча, направился в тамбур.
Неслышно появился Шалимов. Вместо формы на бригадире был мятый, мышиного цвета костюм, очки.
– Инкогнито?
– осведомился Антон.
– Когда в форме, все издали видят... Так скорее выявишь недостатки, он одернул пиджак.
Денисов наблюдал за ним. То, что у механика-бригадира, когда он надел очки, оказалось типичное лицо бюрократа, свидетельствовало об универсальности порока, но не могло помочь в раскрытии преступления.