Брошенная
Шрифт:
— Давай завтра? — сказала она и прибегнула к традиционной женской уловке, объясняя свое нежелание: — Сегодня у меня были ранний подъем, сборы, дорога — я устала.
— Да, да, конечно, — поспешно согласился он. — Завтра утром я зайду за тобой, и мы вместе пойдем на завтрак.
— Ты решил меня кормить и поить? — улыбнулась она.
— Разве мы не договорились, что мне это приятно и ничего не стоит? К тому же ты ешь как птичка. Уверен, мне это обойдется совсем недорого.
— Признаюсь честно, я старалась выглядеть в твоих глазах получше, — хихикнула Марина. — На
Он с облегчением поддержал ее шутливый тон, который давал возможность обеим сторонам разойтись в стороны с минимальными потерями, то есть без обид. Ведь, в конце концов, сегодня — только первый день. А завтра…
— Утро вечера мудренее, — сказали они в один голос и расхохотались.
А Тимофей продекламировал:
На вершине июльской жары нас кружили цветные миры, и швырял амальгаму прибой, многократно бликуя тобой. Ты шептала: «Чуть-чуть подожди — отзвенят золотые дожди, мы пойдем — и у кромки воды соберем золотые плоды…»— Спасибо, — вздохнула Марина, остановившись у калитки; сквозь зеленую стену винограда пробивался электрический свет, в беседке слышались веселые голоса. — Мне еще никто не читал стихов. Тем более своих. Такое впечатление, что они у тебя есть на всякий случай жизни.
— Я мог бы читать их тебе всю ночь, — с некоторым упреком проговорил он, — люди еще не спят, слышишь?
— Наверное, они приехали не сегодня, — примиряюще улыбнулась она. — Обещаю, завтра я буду слушать тебя хоть до утра…
Она сказала так в запале, тут же прикусила губу, но было уже поздно.
— Ловлю тебя на слове! — оживился Тимофей. — Ради этого я готов немедленно отправиться на покой и даже не требовать с тебя последнего поцелуя.
— Требовать? — удивилась Марина.
— Конечно, ведь ты обещала пойти ко мне и, получается, обманула!
— Что может наобещать пьяная женщина! — покачала она головой и уже за калиткой послала ему воздушный поцелуй.
Похоже, бедная старушка, позвавшая ее к себе на квартиру, была не так уж бедна. За грубо сколоченным деревянным столом в беседке, увитой виноградом, сидели человек восемь разнополых особей и шумно что-то праздновали… Вместе с ними сидела за столом хозяйка дома и прилегающего к нему жилья, простоволосая и оттого выглядевшая моложе лет на пятнадцать.
— А вот и новая квартирантка! — вскричала хозяйка и резво выскочила из-за стола. — Садись, Мариночка, к столу, я сейчас тарелочку принесу.
— Спасибо, я недавно поужинала и ничего не хочу, — проговорила Марина, но ее никто не услышал. А если точнее, не захотели слушать.
— Дак мы тоже не есть сюда пришли, — пробасил бородатый мужчина в полосатой майке, рядом с которым посадили Марину.
Вся компания дружно рассмеялась, хотя Марина не поняла, из-за чего.
— Чё тут есть! — фыркнул бородатый, и сидящие
«Это называется — в чужом пиру похмелье», — подумала Марина, понимая, что уйти из-за стола ей не дадут, а, наоборот, начнут втягивать ее в общий разговор, доводить до общего градуса, а если она не захочет пить, станут уговаривать всем столом, потому что у кого-то из них день рождения…
— У нас сегодня — День медицинского работника! — громко, как глухой, пояснил сосед Саша.
— Мне казалось прежде, что День медработника бывает в воскресенье, а сегодня понедельник, или я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Но ведь я сказал, у нас, — правильно? — а значит, мы сами себе его устроили.
— Саша у нас медик, — сказала женщина напротив и посмотрела на него влюбленными глазами.
«Наверное, санитар!» — неприязненно подумала Марина.
С некоторых пор ее стало раздражать стремление отдельных членов человеческого сообщества не только вмешаться в ее жизнь, но и навязать ей свое представление о том, как на самом деле жить надо. И обстоятельства зачастую складывались таким образом, что она не могла от этого вторжения отмахнуться без риска быть вообще отторгнутой сообществом.
Хозяйка положила перед ней тарелку и вилку, а пресловутый Саша тут же, не спрашивая ее желания, наполнил ее тарелку салатом, картошкой и огромным куском какой-то большой жареной рыбы.
Молодой мужчина по другую руку от Марины — она только теперь смогла его разглядеть, потому что он до этого разговаривал с другой своей соседкой, чуть не падая носом в ее тарелку, — обратился к Марине, держа в каждой руке по бутылке:
— Вам вина или водочки?
— Вина, — вздохнув, сказала Марина; она мысленно позавидовала Вике, которая была куда свободнее в своих проявлениях и на ее месте, если бы не захотела, ни за что не села бы за стол. Сказала бы, мило улыбаясь, что-нибудь вроде: «Извините, но я сегодня смертельно устала, дорога меня просто вымотала!» Или: «Всем привет! Иду спать. Сегодня я никакая. Все вопросы ко мне — с утра!»
— Сегодня праздник не у медработников, а у меня, — сказал Марине другой сосед, и она увидела, как сильно он пьян. — Саша вернул меня к жизни всего одним нажатием руки.
— Василий, — окликнул его Саша, — только без чествований, мы же договорились.
— Как вы думаете, — тот, кого назвали Василием, с трудом сфокусировал на Марине свое внимание, — что может чувствовать человек, которому дали возможность жить, не чувствуя боли, если до этого он не мог не только спокойно сидеть, но даже и лежать…
— Саша — мануальный терапевт, — пояснила Марине женщина напротив, — а я — Кира, его жена.
Марина невольно оглянулась на Сашу: ему было лет тридцать, а женщине…
— Между нами семнадцать лет разницы, — любезно, видимо, уже по привычке, пояснила та.
— …А тут появляется волшебник, который одним движением руки…
— Ты повторяешься, — улыбнулся ему Саша и пояснил для Марины: — Я всего лишь вправил Василию смещенный позвонок. Над ним поработал не очень умелый массажист.