Бросок Венеры
Шрифт:
Тело юноши полностью скрывала тога, но его лицо, лишённое малейших признаков бороды, выглядело странным – как и его руки, изящные, с красивым маникюром. В движениях ощущалась грация, определённо не мужская. Его волосы, вместо того, чтобы свисать над ушами и на затылке, были забраны под шляпу – а это означало, что они существенно длиннее, чем это принято. В глаза бросался и цвет этих волос, тёмных у корней и светлевших по мере приближения к шляпе.
Что до его спутницы, то стола не только укутывала всё её тело, но и скрывала большую часть лица. Однако я заметил, что её щёки густо
– Итак, вы решили посетить меня, - нарушил я молчание.
Гости, не говоря ни слова, кивнули. Юноша скривил губы, его лицо при взгляде на меня стало каким-то жёстким. Женщина наклонила голову, в её глазах отразился огонь жаровни.
По моему знаку Бельбон принёс два складных стула, поставив их напротив моего.
– Располагайтесь, - пригласил я. И то, как мои посетители сели, ещё раз показало: они не были теми, за кого себя выдавали. Носить тогу – это целое искусство, и то же самое, как я полагаю, относится к столе. Они двигались столь неуклюже, что я едва не рассмеялся.
– Вина? – предложил я.
– Да! – лицо молодого человека внезапно оживилось. Голос у него оказался неожиданно тонким. Его спутница вся напряглась и хрипло шепнула: «Нет». Она нервно перебирала пальцами, затем вдруг укусила ноготь.
Я пожал плечами:
– Что касается меня, то мне нужно чем-нибудь согреться. Бельбон, скажи кому-нибудь из рабынь принести сюда вина и воды. И, возможно, чего-нибудь перекусить? – я вопросительно взглянул на гостей.
Юноша, просияв, нетерпеливо кивнул. Женщина с негодованием схватила его за руку так, что он вздрогнул, и громко прошептала: «Ты с ума сошёл?». В её речи я заметил лёгкий акцент – но какой именно? Я задумался над этим, и тут услышал урчание у неё в желудке.
– Да, да, конечно, - бормотал молодой человек. Он тоже говорил с акцентом – слабым, но определённо каким-то восточным. Это было уже интересно: никто, кроме римских граждан, тогу не носит. – Нет, пожалуй, еды не надо, – наконец добавил он.
– Как жаль! – заметил я. – У нас как раз есть замечательные пироги по-египетски, с мёдом и пряностями – их испекли этим утром. Моя жена, видите ли, родом из Александрии. Я и сам долгое время жил там в молодости, более тридцати лет назад. Египтяне просто превосходно умеют печь – впрочем, я уверен, вы это и сами знаете. Жена рассказывала мне о некоем пекаре из дельты Нила, который якобы первым постиг тайну закваски, а свой первый хлеб принёс в дар великому Александру – как раз тогда, когда тот основал город.
Губы женщины дернулись. Она попыталась натянуть столу на глаза, но я всё равно чувствовал её пристальный взгляд – обжигающий, как огонь стоявшей перед нами жаровни. Лицо мужчины
Бельбон внёс небольшой раскладной столик и установил его между нами. За ним следовала молоденькая рабыня, неся три чаши и два кувшина – с водой и с вином. Она налила в чаши вино и вышла – воду я должен был добавить по своему усмотрению.
– В это время года я почти не разбавляю вино, – с этими словами я плеснул совсем немного воды в ближайшую чашу. – А вам? – я взглянул на молодого человека.
Он поднял указательный палец и прижал большой к его крайнему суставу.
– Воды на одну фалангу, - я разбавил его вино и взглянул на женщину. – А ты присоединишься к нам?
Она задумалась, затем повторила жест юноши. И снова мне в глаза бросились её обгрызенные ногти и прокалённая солнцем кожа.
– Вы не пожалеете, - заметил я. – Это вино из моих личных запасов. У меня ещё осталось немного вина с тех времён, когда я владел поместьем в Этрурии, несколько лет назад. Это был очень хороший год… во всяком случае, для вина.
Я подал чаши гостям. Но не успели мы выпить, как женщина вдруг поставила свою чашу на стол и потянулась к моей.
– Я передумала, – прошептала она. – Мне бы лучше поменьше воды, если ты не против.
– Ну разумеется! – я отдал ей свою чашу, и она поднесла её к губам, делая вид, что смакует вино. Она по-прежнему неотрывно смотрела на меня, ожидая, пока я сам сделаю хотя бы глоток. Всё выглядело как нельзя более нелепо, напоминая сцену из дешёвой комедии. Разве что в нашем случае следовало ожидать, что публика вот-вот начнёт нас освистывать за чересчур грубую игру.
Наконец, я выпил. Губы я намерено омочил в виде и затем демонстративно облизнул их – пусть видит, что я действительно пил это вино. Лишь после этого женщина стала пить. Её спутник, словно бы ожидавший позволения, немедленно опорожнил свою чашу.
– Превосходно! – его голос сорвался, став ещё более тонким. Он откашлялся и вновь повторил: -Превосходно! – теперь его голос был гуще, но всё же в нём чувствовалось что-то женское.
Несколько мгновений мы молча пили, слушая, как потрескивает жаровня.
– Вы ещё ничего не сказали о том деле, которое привело вас ко мне, - заметил я. – Может быть, для начала назовёте свои имена?
Молодой человек взглянул на женщину – та отвернулась от огня, и тень скрыла её лицо. Затем он повернулся ко мне:
– Никаких имён, - вежливо, но твёрдо сказал он. – По крайней мере, пока.
Я кивнул:
– Как пожелаете. В конце концов, что такое имя? Всего лишь одежда, которую человек может надеть или снять. Или, если угодно, маска. Вы так не считаете?
Юноша смотрел на него блестящими глазами – не то его увлекал предмет разговора, не то он слишком быстро осушил свою чашу. Лицо женщины оставалось в тени, но я чувствовал её горящий взгляд.
– Имя – совсем не то, что предмет, - шепнула она, наконец.
Я склонил голову.
– Так меня учили давным-давно – именно тогда, когда я жил в Александрии. Но как мы можем, не пользуясь именами, судить о стоящих за ними предметах?
Движения складок столы показывали, что моя гостья кивает в знак согласия.