Бросок Венеры

Сейлор Стивен

Ах, так вот в чём дело. Она подошла к дверям несколько раньше, чем я думал – и услышала моё суждение о своих кулинарных способностях. Впрочем, и в этом случае ей достаточно было бы поднять бровь, чтобы выразить неудовольствие. А возможно, причина в том, что я назавтра готовился отправиться в путь – и предоставил ей укладывать вещи, тогда как сам возился с посетителями, да ещё таким сомнительными. Я искоса глянул на Диона с его сбившейся столой и нелепой косметикой, затем на Тригониона, который нервно теребил край своей тоги под строгим взглядом Бетесды. Да, представляю, какими они предстали в её глазах. Моя жена уже давно смирилась, что в нашем доме бывают

личности всякого сорта – но не считала нужным скрывать своё презрение к тем, кто ей не нравился. Ясно, что о египетском посланнике и его спутнике Бетесда составила не очень лестное мнение.

– Да, думаю, нужно что-нибудь перекусить, - громко сказал я, чтобы привлечь внимание гостей – взгляд Бетесды, казалось, буквально обратил их в статуи. – Тебе, Тригонион?

Маленький галлус нервно сглотнул и смог только кивнуть.

– И тебе также, учитель – я настаиваю! Ты не можешь покинуть мой дом, не поев хоть немного. Ведь ты уже совсем обессилел.

Дион склонил голову – он выглядел уставшим и загнанным в тупик, дрожа от волнения, но наверняка и от голода. Он что-то бормотал себе под нос, затем, решившись, повернулся ко мне:

– Да. Ты сказал, у вас есть что-то из александрийских блюд?

– Бетесда, что мы могли бы предложить нашим гостям? Эй, Бетесда, ты меня слышишь?

Она вышла из задумчивости и откашлялась.

– Я могу приготовить лепёшку по-египетски, с чечевицей и колбасой.

– Да, это было бы замечательно, - проговорил Дион со странным выражением на лице. В самом деле, голод и тоска по родине могут выбить из колеи даже лучшего из философов.

Через мгновение рядом с Бетесдой стояла Диана. Дион удивлённо переводил взгляд с матери на дочь и обратно. Их сходство поражало.

Бетесда исчезла так же внезапно, как и появилась. Диана на мгновение задержалась, стараясь подражать суровому виду своей матери. Чем дольше я живу с женщиной, тем загадочнее для меня она становится. А теперь их в доме две – значит, и загадка удвоилась.

Диана развернулась и ушла таким же стремительным шагом, как и мать. Я поглядел на своих гостей. Философ в столе, подумал я, или отказавшийся от своего пола галлус совершенно просты и понятны в сравнении с женщиной.

Рабыня принесла нам вино и немного хлеба, чтобы подкрепиться, пока еда не готова. Из сада подступал холод, и я велел Бельбону растопить жаровню, а сам закрыл ставни на окнах. Снаружи уже сгустились сумерки, и лица Минервы было не разглядеть.

Теперь, когда в желудке Диона было немного хлеба, но гораздо больше вина, он нашёл в себе достаточно сил, чтобы рассказать об обстоятельствах, доведших его до столь плачевного состояния.

Глава четвёртая

– Начну, пожалуй, с самого начала, - вздохнул Дион. – Это лучше всего – рассказ и так выйдет чересчур запутанным. Впрочем, кое-что об этом тебе уже известно…

– Всё-таки освежи мои воспоминания, - попросил я.

– Хорошо. Итак, на протяжении всей моей жизни государственный переворот был для Александрии нормальным, повседневным состоянием. Члены царского рода Птолемеев не занимались практически ничем, кроме междоусобной грызни. Для самих же александрийцев это означало постоянные побоища на улицах и рост налогов. Раз за разом народ восставал, чтобы заменить одного царя другим. Какой-нибудь Птолемей изгонял своего родича и занимал его место – я не стану их всех перечислять. Победитель овладевал Александрией, а заодно царской казной и огромными запасами зерна. Проигравший бежал

на Кипр, и там строил планы своего возвращения. Судьба меняла царей, а египтяне терпели это. Я уже и не помню, какой именно Птолемей царствовал в то время, когда ты Гордиан, жил в Александрии.

– Я помню. Это был Птолемей Александр.

– Да, верно. Через несколько лет разгневанные горожане выгнали его из Александрии, а потом он умер при подозрительных обстоятельствах. Престол перешёл к его брату Сотеру. Восемь лет спустя Сотер умер, не оставив законных сыновей. Это было двадцать четыре года назад.

Дион составил вместе кончики пальцев.

– Оставался лишь один законный царевич Птолемеевой крови – племянник Сотера, в честь отца названный Александром. Он в то время жил в Риме, под защитой диктатора Суллы, и здесь Рим впервые появляется в нашей истории. Александр II, заручившись поддержкой римских властей и заняв солидные суммы у римских банкиров, вернулся в Египет и потребовал себе трон. Но, чтобы занять его, он должен был жениться на своей тётке, вдове Сотера, которая упорно не желала отказываться от положения царицы. Так он и сделал – а вскоре приказал убить её. Но дело в том, что царица была очень популярна, и её гибель разъярила народ.

– Тот самый народ, который бунтовал из-за убийства кошки? – фыркнул Тригонион. –Боюсь даже представить, что они сделали, когда была убита любимая толпой царица!

– Вы ведь хотели истории, - заметил Дион тем же голосом, которым всегда читал лекции. –В то же самое время Александр II объявил о повышении налогов – ему ведь нужно было расплатиться с римскими кредиторами. Это и стало последней каплей. Через девятнадцать дней после вступления на престол толпа выволокла нового царя из дворца и растерзала. Его буквально разорвали на куски заживо.

Мы, римляне, любим пересказывать подобные истории – они позволяют нам гордиться, что в нашей республике царят относительно мягкие и цивилизованные нравы. В молодости я восхищался активным участием александрийцев в политике, но так и не смог привыкнуть к их кровожадности. Александрийские врачи торгуют особыми припарками под названием «лечение от человеческого укуса», а в домах постоянно держат перевязочные материалы – думаю, это много говорит об горожанах.

– Теперь мы подходим к нынешнему кризису – или, как говорите вы, римляне, «египетскому вопросу». После короткого и бесславного царствования Александра II права на престол заявили двое внебрачных сыновей Сотера.

– Вот уж храбрецы! – с иронией воскликнул Тригонион.

– Один из них захватил Кипр. А другой овладел Египтом, и царствует вот уже более двадцати лет – огромный срок по египетским меркам. По-гречески его полное имя, - Дион набрал побольше воздуха – звучит так: «Птолемайос Теос Филопатор Филадельфос Неос Дионис».

– Птолемей, бог, любящий отца, любящий брата, новый Дионис, - перевёл я.

Дион поджал губы:

– В Александрии мы зовём его просто Птолемей Авлет, то есть Флейтист.

– Дудочник! – захохотал Тригонион.

– Да, царь Птолемей Дудочник, - угрюмо подтвердил Дион. – Его единственный талант – играть на флейте, днём и ночью, трезвым или пьяным. В царском дворце он собрал хор и аккомпанировал ему. Свои новые сочинения он исполняет на пирах с послами. Он устраивает музыкальные состязания, и очень не любит, когда кто-то берёт над ним верх. И за что Египту достался такой царь? Он соединил в себе все пороки своего древнего рода – всегда потакавшего своим прихотям, распутного, ленивого, склонного к роскоши…