Бруски. Том 1
Шрифт:
– Э-э-э-э-э, матушка, – тем же шутливым тоном ответил Маркел. – До нас, чай, у них дело сделано, нам смеяться осталось.
– Ну, а с вас-то? – начал Катай, когда смех замолк. – Занавески, – и щелкнул на счетах.
– Да зачем вам занавески? Экую привычку взяли, – загнусил Маркел.
– А вам стулья зачем?!
– Эх, меня чтой-то пот пробил. – Маркел стянул с себя шубу. – Действуйте, сватья, с нас ведь начинают… Хоть бы одну серебряную ложку с невесты.
– Есть одна кособокая, –
– Тулуп невесте, – сказала матушка.
– Принимай? – Маркел обвел своих глазами.
– По времени, – согласился Петька Кудеяров, раздувая ноздри. – Когда, значит, овчины найдутся. Воля такая Егора Степаныча.
– Пятьдесят целковых, – дедушка Катай щелкал на счетах, – гамаши с калошами, одежонку, вина ведро, самогону… – он посмотрел на Огнева, – четыре ведра.
– Эка выпалил! Это ты, пожалуй, счеты-то назад отдай. – Маркел покрутил головой и горестно вздохнул, как будто все это требовали из его кармана. – Они, счеты-то, не знай что скажут.
– Ну, а вы-то, вы-то? – Егор Куваев уперся руками в стол и налился упрямством. – Ваше слово?
Пошептались, переглянулись.
Маркел о чем-то переговорил со своими, поднялся:
– Ну, теперь слушайте мою тихтовку: тулуп принимай, по времени, стало быть, двадцать пять целковых принимай, ботинки с калошами принимай, занавески и все такое там принимай… за вином в Никольское надо ехать – далеко и дорого, а самогону сами наварите.
– Да где ему самому наварить – Степану?… Ему, чай, нельзя…
Заговорили все разом. Заговорили так, как будто спугнул кто-то кур в ночное время с нашеста. А в этом кудахтанье голос Маркела:
– Вы вот что… я ответ держу: чай, товарищ-то Ленин… Степан Харитонович, слушай-ка, а то забился… – чай, товарищ Ленин не велел обдирать, по-божески советовал. А ты, Степан Харитонович, подсчитай – на полтораста целковых тянешь… Мы на сотню соглашаемся… Торговались долго, упорно, до поту. Потом Маркел поднялся, направился к двери. За ним поднялись и другие.
– У-йдут! – прошептала Стешка.
…За окном у двора сватья держали совет, в общем гвалте впригнус гудел Маркел Быков. А в избе около матушки сгрудились сватья от невесты.
– Не уступать, – трещала матушка, – не уступать. Они вон сколько ржи-то в нонешнем году намолотили – шестьсот пудов. Ты чего, Степан, молчишь?
– Да что? Чудно чего-то… у нас она одна, у Егора Степановича сын один, а мы торгуемся, сколько из одного нашего кармана в другой наш же переложить. Сто ли, двести ли – все ведь у них, у двоих, будет.
– Ну, это ты зря, – осуждающе произнесла матушка. – Зрятину городишь.
– Ну, зря, так валяйте, я на все согласен.
– Тятя, – зашептала Стешка. – Тятенька, хороший-то какой!
– Во-от где
– Ну, мила моя, – Катай развел руками, – до седых волос около себя держать не будешь… На то и родим, чтобы выдавать да женить…
Долго сговаривались, смолкали, садились, потом вновь поднимались, толпились около матушки, слушая ее советы.
Дверь взвизгнула – снова вошли сватья и расселись по старым местам.
– Ну! Проветрило? – засмеялся Николай Пырякин.
– Проветрило, – ответил сумрачно Маркел. – Малость проветрило, одумались. Многовато мы тут нахлопали вам… Все принимам, сказанное с нашей стороны, а тулуп долой… Ни к чему тулуп.
– Ну, это вы, – Катай взъерепенился, – впопятку. Так это и мы сначала? Сто целковых.
Тени забегали по бревенчатым стенам, под потолком забился гам, в гаме потонул голос Маркела:
– В какую семью-то идет! Ведь в семью-то… Это ей клад.
– Седьмая вода на киселе она у вас будет. Седьмая!
– А теплые-то сапоги невесте? – кричал кто-то.
– Ну уж сапоги не дадим, сами сваляете!
– Чай, не в башмаках она к вам пойдет?
– Довезем! Не замерзнет!
– Сколько вам кустарю-то?
– Сказано – четыре ведра!
– Нет. Это вы к ногтю!.. Свой самогон да к вам пить?
– Борьба с самогоном объявлена, – гудел, уже совсем гнусавя, Маркел. – Милиция нагрянет!
– Из меду сделайте, из меду… за медовку ничего!
– Это и вы сделаете!
– А мы вон, – Анчурка Кудеярова поднялась во весь свой могучий рост, – в голодные годы поженились, квасу достали, перцем его, горчит, и ладно. И свадьба встала – три пуда.
– Это в голо-одный!
– Пропили три пуда, – продолжала раскрасневшаяся Анчурка, – а тут двести пудов.
– Сто-о-оп! Сстоп! Не галдите, – Маркел взмахнул руками. – Вы сватами не хотите быть – по всему видно… Вы – затруднение большое. Как вам сказать – пятьдесят целковых мы принимам, тулуп по времени, когда, стало быть, овчины сыщутся и все такое прочее, а самогонку прочь, вино прочь. На этом соглашайтесь… Самогонки боимся – в тюрьму через нее. А вино дорого.
– Что же, – злобно перебил Егор Куваев, – с горячей водой свадьбу?
– С горячей проведем.
– Обожгетесь! – гаркнул Куваев и весь позеленел.
– Куваеву выпить… Выпить-то уж больно ухач…
Этим срезал кто-то Егора Куваева. Он ощетинился.
Разве он когда на чужие денежки пьет? Всегда на свои – так кто же может кинуть ему такой упрек? И вообще – чего заупрямились?… Аль зазнаваться да кичиться пришли? Все за невесту вино ставят. Не треснет Егор Степанович, если и разорится рублей на двадцать.