Брусника созревает к осени
Шрифт:
– С совершеннолетием тебя! – и развернул фланелевую, в синюю клетку, рубаху, о какой Славка мечтал. – Ну как, угодил дядя?
– Угодил, угодил, – обрадовано откликнулся Славка. – То, что надо!
Дядя Яша – самый близкий после мамы человек, благодетель. Это благодаря ему выбралась из деревни сестра Ольга. Это он сгоношил им комнатёнку-выгородку. А сколько по мелочи добра сотворил: мебелью списанной общежитской снабдил, трофейный велосипед, вывезенный в 1945 году из Германии, отдал Славке, а то как бы тот для кроликов траву возил?
Дядя Яша хвалился, что на раме этого
Славка изрядно повозился над велосипедом марки «Диаманд» и восстановил его. Теперь тот поскрипывает, да возит.
В откровенную минуту признавался дядя Яша, что кроме велосипеда привёз с войны редкостную электробритву «Золинген» и двустволку «Зауэр – три кольца». Большие деньги давали за ружьё знатоки. Да вечного-то ничего не бывает. Всё теперь ушло в небытие, изломалось.
– Эх, Славка, почти в твои годы я уже на фронте был. Парнечек – тоненькая шейка, а смерть по пятам ходила. Не приведи, господь, – сказал со вздохом дядя Яша и ударом мощной ладони по донышку поллитровки, выбил картонную пробку.– Ну как, выпьешь? Взрослый ведь ты человек!
Славка упёрся – не буду, у Верочки глаза наполнились ужасом. Витя панически замахал руками:
– Не, не, я не пью.
– А кто пьёт? Никто не пьёт? Мы дату отмечаем. Лью, – настаивал нахраписто дядя Яша.
И мать не возражала, чтоб Славка выпил. Помаленьку-то – не грех, но он упёрся. Спасло от напора дядиного хлебосольства появление неожиданных и нежданных гостей. Видно, и Кирку Канина позвала мать, потому что явился он. В белой рубахе, при галстуке. И не один, а на пару с Катериной Первозвановой. Вот чего совсем не ожидал Славка, так это появления Катерины в жалкой выгородке. Теснота несусветная, где ещё нищее кажутся старая захватанная мебель, деревенский сундук, мутные стёкла в окнах и вовсе не придают форсу обвёрнутые бумажным узорцем консервные банки с цветами.
– Тётя Оля, не сердитесь. Это я во всём виновата, – заговорила Катерина, как будто была знакома со Славкиной матерью давным-давно. – Я по своему психотипу – лидер, вот и организовала Кирилла Канина. Говорю: надо поздравить.
– Это от нас, – со стуком поставил Кирка на стол бутылку шампанского, поднёс Ольге Семеновне коробочку конфет «Клюква в сахарной пудре», которые варганили в каком-то районе. Наверное, надоумила Кирку взять подарок матери Катерина. Сама же вывалила на стол груду своих любимых апельсинов. Что они с матерью целый контейнер что ли привезли?! Даже не удивился, а возмутился Славка.
– Садитесь, садитесь, гостеньки, – запела Ольга Семёновна, – Славко, сбегай к соседям, стульев займи.
– Я сейчас, – вскочила Верочка.
– И я, – изъявил готовность Витя.
– Не суетиться. А скамейка на что? – пробасил дядя Яша, довольный оживившейся компанией, – Скамейка заслуженная. Я ещё перед войной на этой скамейке спал в деревне Кривобор. – Ставим. А деревня у нас была большая, весёлая. Певучая. Наши петухи будили деревни трёх районов – Просницкого – своего, Зуевского да ещё заречного Слободского, –
Составили со скамейки на пол ведро с водой и кастрюли, придвинули старинный сундук. Расселись. В тесноте да не в обиде.
У дяди Яши нашёлся единоверец – Кирка, который тоже считал, что водка самая полезная из всех напитков и лекарств и подставил с готовностью стопку.
– Итак, мы пьём шампунь за Славкины шестнадцать, – перехватила инициативу Катерина. – Кто открывает? Никто? Тогда я! С громом или безмолвно? Конечно, с шумом!
Видимо, у Катерины была счастливая способность мгновенно сходиться с людьми. Она уже командовала всеми, замечая, что Верочка не допила, что «тётя Оля» только пригубила.
– В честь Славиных шестнадцати: ура, ура, ура!
И всем пришлось кричать «ура», вставать, вгоняя в краску от смущения самого виновника застолья.
Пока растаскивали по блюдечкам и тарелкам салат и блинчики, Катерина зорко следила: у всех ли налито, успокаивала Ольгу Семёновну, которая вдруг начала переживать из-за того, что блинчики, наверное, оказались закальные.
– Смолотят, – коротко пробасил дядя Яша.
А Катерина вдруг призналась, что страстно любит море.
– М.О.Р.Е. Вы замечали, что в этом слове всего четыре буквы? А сколько всего в них: плеск волны, буйство шторма, и в них же гладь, покой. Никто не был на море? У нас в Калининграде я летом каждый вечер купалась.
– А я в сапогах по Балтийскому морю плавал, – откликнулся дядя Яша. – Под пулями-то раздеваться некогда.
– А я свою жизнь не представляю без моря, – откровенничала Катерина.
– У меня уже всё ясно. Закончу школу, получу аттестат зрелости и буду стюардессой. Нет, не на самолёте. На теплоходе! Там тоже проводников называют стюардессами. Морская стюардесса! Красиво звучит?
На Катерину смотрели с удивлением: ну и девка, на боку дыру вертит. Всё ей ясно. А до чего уверена в себе. Такая и вправду далеко пойдёт.
– Обязательно обогну Африку и съезжу на Огненную Землю, – хвалилась Катерина. – А потом окончу Московский университет и буду писать книги о море и путешествиях. К примеру, «По пути Магеллана». Как?
Верочка смотрела на Катерину широко распахнутыми от удивления глазами. Витя замер от её неожиданных признаний. Славка сидел как завороженный, и даже Кирка – Канин Нос, цыкнув зубом, бросил: «Во даёт!»
– Бес – не девка, – похвалил Катерину дядя Яша. – Я вот на многих морях и реках бывал. Забавного, удивительного везде там много, а ближе и милее родного Кривобора, Чепцы да Вятки ничего не нашёл. Море – оно приглядится, Катенька.
– Нет, мне море никогда не надоест, – не согласилась Катерина. – Вот второй тост: давайте выпьем за исполнение желаний.
Выпили.
Эта неукротимая Катерина могла, наверное, весь вечер говорить одна.
– В честь этого моего желания поём песню по моей заявке «Бананы ел, пил кофе на Мартинике». Начали! – И Катерина затянула, успевая взмахивать дирижёрски вилкой:
Бананы ел, пил кофе на Мартинике,
Курил в Стамбуле злые табаки,
В Каире я жевал, братишки, финики с тоски.