Бубновый туз
Шрифт:
— Прекрасно помню, товарищ Сарычев, — с воодушевлением откликнулся Егор Копыто. — Этот Гуревич оказался координатором подполья.
— В тот раз мы нашли список всех участников подполья. Жена Гуревича оказалась очень хитрой бабой, — хмыкнул Кирьян, — хотела этот список сжечь в печке, да хорошо, красноармейцы оказались расторопными, сумели перехватить листок.
— Можете не сомневаться, товарищ Сарычев, мы не подведем, — заверил конопатый.
— И еще я вас хочу предупредить, товарищи, — строгим голосом продолжал напутствовать красноармейцев
Развернувшись, Фартовый направился к аптеке. Будто бы дожидаясь в столь поздний час гостей, фармацевт не спал — в окне промелькнула его сгорбленная фигура и исчезла в глубине комнаты.
Кирьян уверенно заколотил в дверь:
— Открывайте, Чека!
За дверью — тишина. Кирьян застучал громче:
— Открывайте!
— Кто там? — послышался откуда-то из глубины комнаты встревоженный голос.
— Гражданин Гусман?
— Он самый. А с кем имею дело?
— Чрезвычайная комиссия!
— Позвольте у вас спросить, — раздался из-за двери настороженный голос, — а у вас имеются документы?
— Разумеется, можете взглянуть.
Дверь слегка приоткрылась, и в проеме показалась седая шевелюра аптекаря.
— Сделайте любезность, предъявите.
— Пожалуйста, — раскрыл Кирьян удостоверение.
Приладив пенсне на левый глаз, старик очень внимательно принялся изучать удостоверение.
— Хм… действительно Чека.
— А вы ожидали увидеть кого-нибудь другого?
— Я вообще никого не ждал! Только зачем я вам понадобился… товарищи? — распахнул аптекарь дверь. — У меня нет ничего, кроме касторки. Если разве только кто-нибудь из ваших сотрудников заболел, тогда другое дело! Я всегда рад послужить властям, даже денег не возьму. Я человек законопослушный, у меня никогда не было причин для ссоры с советской властью.
Кирьян вошел в комнату. Следом так же решительно прошли красноармейцы, постукивая прикладами об узкий проем.
В коридоре было темно, пахло скипидаром и какой-то приторно-едкой больничной гадостью.
— Включите свет, гражданин, — потребовал Кирьян.
— Конечно же, — засуетился старик. — Где же выключатель-то?.. Никогда не найдешь сразу. Ах, вот он! — Щелкнул тумблер, и помещение тотчас наполнилось ярким светом. — Знаете, мои сейчас уехали к брату, так что я холостякую… Хе-хе-хе… Право, даже не знаю, как вам помочь. Но я действительно не тот человек, который может навредить советской власти. В соседнем доме находится ювелирный магазин Иосифа Брумеля, вот поверьте, — перешел старик на шепот, — там у него многое чего не в порядке. А на прошлой неделе он весьма нелестно отозвался о товарище Дзержинском.
Кирьян огляделся. На первый взгляд небогато.
— Не беспокойтесь, гражданин аптекарь, — усмехнулся Кирьян, — мы и до него доберемся. Тюрьмы у советской
Критически осмотревшись вокруг, Кирьян с сомнением перевел взгляд на Егора — не похоже, чтоб здесь водились большие деньги. Может, наколочка неверная? В ответ Егор лишь прикрыл глаза, заверив, что все в порядке.
Ну-ну, поглядим!
— Что-то у вас здесь небогато, — поделился вслух своими сомнениями Курахин.
— А откуда тут быть богатству? — встрепенулся старик. — Ведь не в Алмазный фонд пришли! Родственников у меня куча! Всех нужно одеть, накормить, напоить! И всеми этими делами должен заниматься несчастный Гусман! Я, товарищ чекист, едва концы с концами свожу. Вы не представляете, как сейчас трудно. А налоги! Они просто меня сведут с ума.
Прошли в служебное помещение. Все шкафы были заставлены колбами и банками самых разных размеров с надписями и без них, в иных плескались какие-то растворы, ярко окрашенные в различные цвета. Помещение напоминало лабораторию средневекового алхимика, насквозь пропитанную всяческими едкими эфирами.
— Фу! — поморщился Фартовый. — Чем же таким вы людей травите?
— А лекарства, молодой человек, и не бывают вкусными, — хмуро заметил Гусман. — Если вы, конечно, помните…
На рукавах темно-синего халата аптекаря поблескивал белый порошок. На столе стояли весы. Видно, он только что занимался расфасовкой препаратов.
В комнате не было ничего такого, что указывало бы на достаток: старый стол с изрядно затертой и поцарапанной столешницей, словно им пользовались еще со времен Авиценны; дощатый пол, испятнанный реактивами, обшарпанные шкафы.
— Мы располагаем информацией, что вы храните у себя литературу контрреволюционного содержания, — с серьезным видом объявил Кирьян, мимоходом осмотрев лабораторию.
Услышав «новость», старик поперхнулся. И, отдышавшись, возмущенно заговорил:
— Теперь я знаю, откуда идет лихо! Это Брумель, который работает на соседней улице! Он всегда мне завидовал, — посетовал Гусман. — А ведь мы, евреи, должны держаться вместе. Все мне завидуют, считают, что у меня богатые клиенты. А вы поработайте так же, как старый Абрам, до самого утра! Тогда и у вас появится хорошая клиентура! Они же молодые, не любят трудиться, любят только считать чужие деньги.
Старик был возбужден. На дряблых щеках проступил лихорадочный алый румянец.
— Вот эти товарищи, — показал Кирьян на красноармейцев, державшихся плотной группой, — будут понятыми.
Парни с интересом наблюдали за происходящим. Было заметно, что в подобной операции они участвуют впервые. Их молодые лица были преисполнены революционного энтузиазма.
— Я все это понимаю, товарищи, — аптекарь прижал к груди сухие, сморщенные ладони. — Только совсем не нужно трясти этими страшными винтовками. Старый бедный еврей не собирается бежать от советской власти, потому что она ему, как мать родная!