Будь проклята страсть
Шрифт:
Внезапно он показался совершенно изнеможённым.
Франсуа сопроводил его к дому. У подножия лестницы сказал:
— Месье не станет сегодня очищать от пауков свою спальню?
— Нет, Франсуа. Я очень устал. Лягу в какой-нибудь другой спальне.
— Я помогу вам раздеться.
— Да, Франсуа... устал... Мы изловили их, так ведь... так... устал.
На другое утро Ги проснулся поздно и лежал, прислушиваясь к звукам в доме и в саду. Солнечный свет, пробивающийся сквозь вьюнок за окном, разукрасил стену
Ги встал, побрился, оделся и, спустясь с лестницы, обнаружил внизу Клем с почтой. Они небрежно просмотрели письма; Ги подписал контракт на публикацию «Сильна как смерть» и попросил Клементину написать длинное, сложное письмо Оллендорфу и другое Жакобу, своему адвокату.
— Клем, напишешь? Меня что-то глаза беспокоят.
— Само собой, Ги. Конечно.
День был безветренным, с солнечной дымкой, все звуки разносились далеко. После обеда Ги посидел, наблюдая за работой Крамуазона, потом с нахлынувшим чувством одиночества пошёл в кабинет и принялся за работу над книгой. В рассказе должен был ощущаться лёгкий оттенок горечи, и писал он спокойно, неторопливо, иногда отрываясь, чтобы дать отдых глазам.
Близился вечер, в комнате постепенно темнело. В саду пересвистывались дрозды. Раздался стук в дверь, вошла Клем.
— Всего доброго, Ги. До четверга.
— Клем. — Он поднялся. — Приходи завтра.
— Но здесь нечего делать.
Она прошла в комнату.
— Да? — разочарованно произнёс он. — Найдём что-нибудь.
— Всю корреспонденцию мы разобрали. Теперь нужно ждать ответов Жакоба и Оллендорфа.
— Там есть контракт на издание за границей «Сильна...».
— Всё готово. Ты подписал его утром.
— Ах да. — Ги протянул к ней руки. — Всё равно приходи, ладно?
— Приду, конечно, если хочешь, — ответила она.
— Хочу.
— Ладно. Утром.
— Клем, — сказал он, — ты всегда рядом, когда нужна мне, правда?
Она улыбнулась.
— Раз ты так находишь, хорошо.
— Знаешь, как я нуждаюсь в тебе...
Они стояли вплотную друг к другу.
— Это взаимно, Ги, — сказала она. — Не надо громких слов и объяснений.
— Тем лучше.
Она бросила на него быстрый взгляд. Наступила пауза. Они смотрели друг другу в глаза. На лицо Клементины медленно вернулась улыбка.
— Клем.
Они обнялись. Ги ощутил её прохладные губы, близость её тела.
— Ги, я очень люблю тебя.
Казалось, они возвращаются к прежней страсти, которую утратили и хотят вернуть, но в ней ощущался пыл новизны. Ги вновь увидел, какая Клем весёлая, как верно она чувствует все нюансы отношений. Её переполняет чувственность, представляющая резкий контраст с её безмятежным спокойствием в другой обстановке и поэтому ещё более волнующая. Ему припомнились все проявления любви, которые она выказывала ему в прошлом,
— Клем, — сказал он, — я ни разу не слышал, чтобы ты жаловалась на что-то в жизни.
— Если много жалуешься, то навлекаешь на себя несчастья. Это своего рода возмездие. Жизнь даёт всё лучшее тем, что обладает уверенностью.
На другой день Клем принесла ему письмо от Ноэми Шадри, та предлагала ему приехать к ней в Виши. Ги составлял смету работ по «Милому другу». Это было единственным, к чему он не допускал Клементину.
— Клем, отправь ей ответ, ладно?
— Какого содержания?
— Пошли телеграмму, сообщи, что напишу.
— Хорошо. «Приехать не могу, подробности письмом».
Они довольно поглядели друг другу в глаза, будто заговорщики.
Клем была практичной, добродушной, бесхитростной, гораздо более простой в выражении чувств, чем другие женщины. Долгое время разбирая его корреспонденцию, она относилась к бесконечным письмам ему от женщин с присущей ей весёлой невозмутимостью.
— Взгляни на это, — говорила бывало она. — У неё рента двенадцать тысяч в год, и она хочет иметь шестерых детей, а вступление в брак необязательно.
Она была замечательным другом. Ги не приходилось искать, чем бы развлечь её, но когда он предлагал ей составить ему компанию, она соглашалась, и радость её доставляла ему удовольствие. Они купались, плавали под парусом, выезжали на природу, проводили целые часы в тени садовых деревьев, обсуждали вопросы прививки с Крамуазоном или учили Жако новым оскорбительным приветствиям. Ги учил её стрелять из пистолета, и она оказалась способной ученицей.
— Господи, — восклицал он, — ты уже можешь вызывать на дуэль половину завсегдатаев террасы Тортони!
Она гадала ему на картах и чаинках, и они весело смеялись над её предсказаниями.
Когда глаза у него особенно болели, Клем читала ему вслух, и его всегда выводила из депрессии её наивность, которая подчас приводила к нелепым несдержанным спорам. Но она чувствовала, когда ему хотелось остаться одному, и обставляла свой уход так мягко, что он не ощущал с её стороны никакой нарочитости.
Работа у него продвигалась успешно; он подобрал название для новой книги — «Наше сердце». Брюнетьер, которому Ги изложил её краткий план, настаивал, чтобы он публиковал её в «Ревю де Монд».
— Видела? — Ги протянул Клем последнее письмо Брюнетьера. — Пишет, что гарантирует мне восемнадцать тысяч в год за право первой публикации моих будущих романов. Что скажешь?
Ги поднял глаза на Клем. Ей всегда нравился Виктор Авар, и она радостно смеялась над грубоватыми рассказами в «Жиль Блаз». Одобрит ли она подобное обязательство перед Брюнетьером?
— Ты стоишь как минимум двадцать две тысячи — и Брюнетьер их заплатит, — сказала она. — К тому же о рассказах он речи не ведёт. Рассказы ты можешь публиковать, где захочешь.