Будь проклята страсть
Шрифт:
— Как нелепы иногда бывают люди, — сказал он и взглянул на Мари. — Но ты не особенно этим возмущена, так ведь?
Она засмеялась.
— Дорогой мой, люди всё чаще и чаще выдают себя за Мопассана.
Ги вынужден был признать, что это правда. Такое происходило каждую неделю. Мари рассказала ему последний «мопассановский» анекдот, над которым смеялся весь Париж. К Мопассану поздно ночью стучится разъярённый муж. «Месье, где моя жена? Я знаю, что она здесь». «Её нет, — отвечает Ги. — Можете поискать, если угодно». Муж ищет, не находит, возвращается и пожимает плечами. «Вот видите, — говорит ему Ги, — она обманывает
В начале лета Мари уехала с Лулией.
И тут жизнь вновь стала ему улыбаться. Головные боли прошли. Зрение улучшилось, вернулась прежняя бодрость. Его новый светский роман «Сильна как смерть» публиковался в «Ревю иллюстре» и пользовался большим успехом. Он чувствовал, что вырвался из пугающего мрака. И обнаружил, что Мари, более ослепительная, чем когда бы то ни было, ждёт его.
Вокруг все были заняты разговорами. Принцесса оживлённо спорила с Тэном о своём предке, императоре Наполеоне Первом.
— Как же я могу не защищать его, человека, которому обязана всем? Если б не Наполеон Первый, я бы торговала апельсинами на пристани в Аяччо!
— Мопассан. — К нему подошёл располневший Катюль Мендес в шёлковом галстуке со следами недавнего обеда. — Ну, ты становишься бродягой.
— Чего ты ещё ждал, дорогой друг? Он же мощный повествователь! — Это сказал поэт Эредиа [111] . — У него появилась новая яхта!
Они с искренней радостью обменялись рукопожатиями. «Какие замечательные люди, — подумал Ги, — ни следа мелочности или зависти. Они художники, живут ради литературы, видя в ней благородный идеал».
111
Эредиа Жозе-Мария (1842—1905) — французский поэт, член Французской Академии. Выходец из знатной испано-кубинской семьи, сын француженки, Эредиа получил образование во Франции. Стихи его, появлявшиеся с 60-х годов, собраны в его единственной книге «Трофеи». Выступал как наиболее последовательный представитель парнасской школы французской поэзии.
— Куда же ты плаваешь на яхте? — подмигнул Мендес.
— Вот представь себе, что приплыл весенним утром в какую-то тихую гавань и ведёшь себя как вздумается среди людей, которых никогда больше не увидишь. — Ги засмеялся. — Потом отплываешь вечером, держа курс всё равно куда, без желания бросать якорь где бы то ни было — с этим не сравнится ничто.
— Я же говорил тебе, что он бродяга.
Вскоре Ги, к его удивлению, остановил Фердинанд Брюнетьер, редактор журнала «Ревю де Монд». Этот человек был одним из самых неуёмных критиков «банды Золя» и натурализма вообще. Поддерживал близкие отношения с Бурже и Теодором де Банвилем.
— Дорогой Мопассан, когда предложите нам один из своих романов?
— Что?
Ги был слегка ошарашен; уж этого он никак не ожидал. Брюнетьер должен был слышать его презрительные отзывы о «Ревю де Монд», они повторялись довольно часто.
Банвиль, явно слышавший их и разделявший его взгляды, подмигнул ему:
— Дорогой друг, это прямой путь в Академию. Академия и «Де Монд» исповедуют один и тот же принцип — блестящее образование, хорошие связи и определённая респектабельность должны вытеснять гениальность. — Ги заулыбался. — Ты наверняка обратил
Брюнетьер смущённо переступил с ноги на ногу, однако издал вежливый смешок.
— Нет, серьёзно, если предложите нам какую-нибудь из своих книг, мы бы могли гарантировать вам солидное вознаграждение — весьма солидное.
— На мой взгляд, роман «Сильна как смерть» вполне бы подошёл, — вмешался Бурже.
— Да, в самом деле, — подхватил Брюнетьер. — Поздравляю вас, Мопассан, с этим произведением. Оно очень возвышенно. Мы все говорили за обедом о том, как благородны там чувства, как отличаются место действия, характеры, общественный слой от тех, что были в прежних ваших работах, дорогой друг...
— То есть там нет проституток, — вставил Банвиль.
— ...и поэтому оно вполне годится для «Де Монд», — продолжал Брюнетьер, пропустив мимо ушей эту реплику.
— Полностью согласен, — сказал Бурже. — Тэн тоже придерживается того же мнения. Это лучшая твоя книга.
«Искренне ли они говорят? — подумал Ги, оглядывая их лица. — Не кроется ли за похвалами сарказм, насмешки?» Гонкур неотрывно смотрел на него. Но Ги был в хорошем настроении и оставил эти мысли. Тяжёлый год миновал. Он удачлив, богат, знаменит, он любит, и его любят. Ги беспечно подкрутил усы.
— Господи, до чего чудовищна эта Эйфелева башня, — сказал Бурже.
— Вот-вот! Это называется «индустриальное искусство» — одно из достижений общественного развития. Уфф!
— А Роден работает над статуей «Фотография»!
Ги ушёл незадолго до одиннадцати, не дожидаясь общего разъезда. Бодро зашагал к улице Моншанен. Его холостяцкая квартира находилась на улице де Токвиль, за углом. Он увидел, что там горит свет. И вошёл.
— Мари.
В полуоткрытую дверь спальни он увидел брошенную на стул её одежду, чулки у изножья кровати. Вошёл. Мари лежала раздетой, накрывшись простыней до талии, голова её находилась на краю подушки, восхитительная белая рука свисала к полу. Ги решил, что она спит, поцеловал её в плечо и в розовые соски. Свисавшая рука шевельнулась, Мари слегка заворочалась.
— Я люблю тебя, Мари, люблю. — Он погладил её руку, коснулся лица. Она слегка повернула голову, в уголках губ затеплилась улыбка, глаза оставались закрытыми.
Ги поднялся, вышел в другую комнату и снял пиджак.
— Дорогая, знаешь, что произошло сегодня вечером? Брюнетьер попросил меня писать для «Ревю де Монд»! Представляешь? Клянусь, его подвигнул к этому Бурже. Но послушать Брюнетьера, так можно решить, что он уже много лет мечтал привлечь меня к сотрудничеству. — Он сделал паузу и оглянулся на неё. — Ты, кажется, не особенно удивлена.
Мари смотрела на него с кровати.
— Дорогой, ты красавец.
— А не твоих ли рук это дело? Брюнетьера ты знаешь хорошо, и мне послышалась в его голосе некая нотка...
Она засмеялась как-то странно, как ему показалось, и медленно убрала с лица прядь волос.
— Который час? Уже, наверное, почти утро.
— Утро? Ещё нет половины двенадцатого.
Они хихикнула снова и медленно, сладострастно изогнулась.
— Ммммм.
Взяла груди и прижала одну к другой, словно предлагая их ему.