Будда, боги, люди и демоны
Шрифт:
Рядом с «качелями» поставили стул со съестными подношениями для Гара–яки. А между тем продолжались «любезности» и «капризы»: «ей» подали, например, браслет из скорлупы кокосового ореха, а «она» изображала неискушенность, неопытность, использовала его сначала как зеркало и только потом как браслет. Дали не до конца очищенный банан (прозрачный фаллический намек): «она» его теребила, затем сломала. Дали другой — «она» сделала вил что хочет употребить его как бритву, после чего бросила в молодого шамана, который в ответ разразился хохотом. В диалоге чрезвычайно театрального свойства над «ней» подшучивали, «она» в ответ кокетничала, показывала, как говорят сингалы, 64 приема кокетства. Наконец, кажется, свыклась в этом мире со своей женской ролью.
После «она» вновь танцевала и в завершение уличной «сцены» в знак благопожелания окропила водой присутствующих. Далее действие опять было перенесено в дом (я наблюдала ритуал через окно, у которого добрые хозяева снова дали мне первое место), в ту самую комнату, где этот шаман ночью «сражался» с демоном. Теперь в качестве демона он принимал подношения: посреди комнаты поставили упомянутый стул с угощениями, и Гара–яка радостно вокруг него плясал,
В следующем действии шаман снял маску и танцевал, произнося заклинания благопожелательного характера, и завершил обряд обходом всей усадьбы по периметру, окропляя водой из кувшина, с которым раньше танцевал, и землю, и всех, кто был на его пути. В заключение он вновь обратился к Будде и к богам в их временном обиталище — деви–яхане.
Стало ясно: злые, силы и их влияние отвращены, уничтожены, а доброе существо ублаготворено и привлечено на сторону обитающей в доме семьи.
Обряды были закончены. Поднималось солнце, время демонов прошло. Нежила ласкающая утренняя прохлада, воздух был свеж и прозрачен, солнце еще только пробивалось сквозь стволы и лохматую листву пальм. Шаман в белой одежде, исполнявший все трудные роли, с круглодонным горшком в руках обходил группки зрителей, окропляя их освященной водой. Подошел и ко мне. Я встретила очень серьезный, внимательный взгляд, увидела жест — «блага тебе» — и ощутила мелкие холодные брызги на своей коже. Еще раз — «блага тебе!». Заметила старика, бывшего пациента: вид у него был достаточно бодрый, несмотря на проведенную почти без сна ночь. Он сам подметал веником веранду своего дома: выметал из него все зло, все дурное в надежде на лучшее, доброе… Да пребудут с ним добро и здоровье. Да осуществится психотерапевтический эффект!
Меня попросили пожелать больному долгой жини, и, произнося формулу пожелания долголетия, постаралась вложить в нее как можно больше чувства. Наверное, так же поступили и другие. И не в этом ли заключался главный смысл сложных манипуляций, составлявших описанные обряды: собрать многих людей для того, чтобы одному из них внушить веру в себя?
Действительно, чаще всего излечению с помощью обрядов демонического культа подвергают больных с нервными расстройствами, с пониженным общим тонусом, с некоторыми нервно–психическими проблемами. И в ряде случаев определенно достигается положительный результат, по крайней мере, очевидный биостимуляционный эффект, возможно, на основе коррекции психофизической деятельности организма больного (не исключено, что отчасти — и всех, кто присутствовал на обрядах). По–видимому, существенная с медико–биологической точки зрения часть этих обрядов связана с применением элементов экстатической практики. Конечно, это самые неясные части ритуала, главная, тайная их часть, к тому же сам феномен этой оригинальной культовой практики пока (кроме самих традиционных специалистов) в основном привлекал внимание этнографов и психологов, а не физиологов и врачей. Некоторые исследователи сопоставляли структуру этих ритуалов со структурой психоаналитического метода, уподобляя ритуальную сцену психической модели, а в главных персонажах усматривая психологические архетипы образов подсознания. Но вряд ли и это полностью раскрывает медико–биологическую суть этого ритуального способа лечения. Остается в значительной степени загадкой природа особого рода воздействия на окружающих центральной фигуры — жреца и его специфических психофизических способностей. Не следует оставлять без внимания и тот факт, что важнейшие демонические ритуалы сингалов носят отчетливый характер коллективного действия, связаны с оригинальной социальной структурой, особой этнической психологией и своеобразной культурой психики.
В целом демонический культ сингалов связан с очень давними и глубокими местными верованиями; возможно, он впитал в себя религиозно–мифологические представления предков современных веддов или даже возник на их основе (впрочем, и теперь обнаруживается некоторое сходство в пантеоне и обрядовой практике культа демонов у сингалов и народных верований веддов). Однако за прошедшие века буддийской цивилизации и сильного влияния индуизма этот культ приобрел различные, разнородные напластования.
МОНАХИ И МИРЯНЕ
Нравственное учение составляет важнейшую часть философии и практики буддизма и представляет собой глубоко и подробно разработанную систему. Моральные предписания, правила поведения для буддистов, как монахов, так и мирян, содержатся во многих разделах буддийской канонической литературы и комментариях к ней, они переходят из одного сочинения в другое.
В буддийских популярных изданиях нередко подчеркивается то обстоятельство, что «вход» в буддийскую веру свободен и прост и якобы лишен какого бы то ни было мистического содержания. Часто этот момент как бы противопоставляется обрядам иных вероучений, например таким, как крещение или причастие в христианстве. Однако и здесь каждому, кто принимает веру, необходимо как минимум произнести трехчленную формулу: «Иду под защиту Будды, иду под защиту дхармы, иду под защиту сангхи». Заметим, что при том, какое огромное магическое значение приписывается
Классическим сводом правил жизни для монахов считается «Пратимокша–сутра», основные обязанности мирян изложены в «Сигаловада–сутре». Некоторые из этих правил соединяются в устоявшиеся многочисленные формулы. Например, существовала тринадцатичленная формула обязанностей монаха — телес–дхутанга, включавшая следующие правила: 1) правило «мусорной кучи», которое предписывает монахам носить одеяние, сделанное из лохмотьев, найденных в мусорных кучах, на свалках; 2) правило просить милостыню, ходя от дома к дому с чашей для подаяния; 3) правило «трех одеяний», которое требует, чтобы монах носил особую одежду, главную часть которой составляет длинное наплечное одеяние, напоминающее тогу (чивара называется оно на языке пали и сивуру — на сингальском); 4) правило получать пропитание, прося подаяние; 5) правило пользоваться «одним сидением», когда ешь подаяние; 6) правило есть из одного (и того же) сосуда (чаши для подаяний); 7) правило (плотно) есть раз в день, до полудня; 8) правило жить в лесу и уединенных местах; 9) правило не пользоваться никаким укрытием (защитой), кроме дерева; 10) правило жить сообща под открытым небом; 11) правило совершать медитацию на кладбище (месте сожжения трупов) в полночь; 12) правило, запрещающее оправлять постель перед сном (для большего удобства); 13) правило спать не ложась, в сидячем положении. В настоящее время некоторые из этих правил по–своему устарели, толкуются как частичные иносказания или правила для определенных случаев. Сейчас уже никто из монахов не носит одежды из лохмотьев, собранных на помойках; редко кто живет под открытым небом, обычно пользуются постелями, а то и другими бытовыми удобствами, как уже упоминалось. На если даже некоторые обычаи можно рассматривать как исторические воспоминания, все же и реально действующие нормы и запреты многочисленны, и общественность — не только собственно монашеская среда, но и миряне — строго следит за их соблюдением.
Посвящение в саманеры, а затем в бхиккху требует соответствующих обрядов. Обряд посвящения в саманеры (он называется паббадджа) совершается не менее как двумя монахами, и его основное содержание заключается в принятии новичком десятичленного обета саманеры (воздержание от убийства, воровства, нарушения целомудрия, лжи, пьянящих напитков, от принятия пищи в неурочный час, развлечений — танцев, музыки, зрелищ, от украшений и благовоний, от высоких и слишком удобных лож, от золота и серебра), а также в восприятии от наставников десяти основных и многих дополнительных поучений (шикшапада). Саманере предписывается определенный распорядок дня: изучение канонической литературы, определенных текстов, троекратное чтение некоторых сутр перед изображением Будды, уход за монастырской территорией, услужение монахам и др. Для них остается закрытой часть священных знаний; их не допускают на некоторые обряды «полноправных» монахов, например на обряд покаяния, что логически вполне объяснимо. Эти обряды проходят в дни полно-и новолуния, иногда и в другие дни поя. Центральный момент обряда — перечисление всех грехов, которых должен избегать монах. Перечень грехов зачитывается старшим и почтеннейшим из монахов, и присутствующие на чтении члены сангхи молчанием (своеобразное утверждение «презумпции невиновности») дают понять, что не совершали таких предосудительных поступков. Совершивший же хоть один из них должен публично покаяться в грехе, и тогда община решит, какого наказания (вплоть до изгнания из сангхи в крайних случаях) такой монах заслуживает. Понятно, что присутствие саманер при подобного рода откровениях может оказаться нежелательным в воспитательном смысле.
Обряд посвящения в состояние бхиккху (он называется упасампада) совершается, как правило, в присутствии десяти монахов и значительно усложнен по сравнению с обрядом принятия в саманеры. Одновременно повышаются и моральные требования: основной свод предписаний–запретов и обязанностей бхиккху, содержащийся в известном тексте «Патимоккха–сутта», насчитывает их уже до 200. И, естественно, продолжается и поэтапно углубляется изучение догматической литературы, с главной целью подлинного постижения высших ценностей буддийской религиозной и философской мысли. Наиболее продвинутые в этих знаниях обретают «титул» тхеро и махатхеро (последний обычно приложим к главным монахам — «настоятелям» — монастырей).
Соблюдение монастырской дисциплины представляется особенно важным в ритуальный период «вас» (иначе: «вясса»). Буддийские легенды говорят, что это было уже древней традицией: сезон дождей монахи должны были проводить неотлучно на одном месте, теперь обычно — в пределах собственного монастыря или в каком–нибудь особом помещении, приготовленном для них мирянами. Даже простые верующие рассказывают, как эта традиция была установлена самим Буддой, потому что в этот сезон — сезон бурного роста растительности, когда одновременно появляется масса различных насекомых, — путешествующий рискует наступать на них и, давя их невольно, таким образом многократно уничтожать живое. Впоследствии было введено правило, разрешавшее в крайних случаях монахам покидать их обитель в сезон дождей, но на срок не более чем в неделю. Надо отметить к тому же, что в сезон дождей легко могут пострадать не только насекомые от человека, но и человек от них и других опасных существ, например, пиявок, которые в это время в Шри Ланке бурно плодятся, особенно в высокой траве. Очень выразительно об этой особенности сезона писал в своей книге «Историческое повествование о Цейлоне» Роберт Нокс, английский моряк, попавший в плен к сингальскому царю в середине XVII в. и проживший на острове до своего побега двадцать лет. Вот цитата из названной книги: