Будем как солнце!

Бальмонт Константин Дмитриевич

Вселенский стих

Мы каждый час не на Земле земной, А каждый миг мы на Земле небесной. Мы цельности не чувствуем чудесной, Не видим Моря, будучи волной. Я руку протянул во мгле ночной И ощутил не стены кельи тесной, А некий мир, огромный, бестелесный. Горит мой разум в уровень с Луной. Подняв лицо, я Солнцу шлю моленье, Склонив лицо, молюсь душой Земле. Весь Звездный мир – со мной как в хрустале. Миры поют, я голос в этом пенье. Пловец я, но на звездном корабле. Из радуг льется звон стихотворенья.

Великий обреченный

Он чувствовал симфониями света, Он слиться звал в один плавучий храм – Прикосновенья,

звуки, фимиам И шествия, где танцы как примета, – Всю солнечность, пожар цветов и лета, Все лунное гаданье по звездам, И громы тут, и малый лепет там, Дразненья музыкального расцвета. Проснуться в Небо, грезя на Земле. Рассыпав вихри искр в пронзенной мгле, В горенье жертвы был он неослабен. И так он вился в пламенном жерле, Что в Смерть проснулся, с блеском на челе, Безумный эльф, зазыв, звенящий Скрябин.

Из книги «Перстень»

1920

Черный веер

Черный веер, шелк сквозистый, ворожба полночной птицы, Ты навеял сердцу злое взмахом черного крыла. В миг один размеры молний принимает взблеск зарницы, Если зеркало качнешь ты, если ревность ты зажгла. Тусклый месяц встал недобрым, опрокинутый в ущербе, Черный веер, зыбью шаткой, с ним согласно колдовал. О, среди цветов медвяных были пчелы в вешней вербе. Сколько жал вонзилось в сердце. Как бывает пламень ал. Оскорбленная словами, на скале была ты, серна, Оневестилась с безумьем. Пала в пропасть ты до дна, Черный веер в ночь ущерба заклинает достоверно: Стала ты невестой ветра, духам пропасти жена. Но, душой узнав распятье, ты упала до подножья, И Незримые смягчили восемь жутких саженей, Черный веер был разорван, и прекрасна правда Божья, Овоздушенный сияет стройный стебель вешних дней. Что случилось, то случилось. Возрожденно ты красива. В край громов дорога молний. Шум грозы в лазури смолк. Лишь на месте недоступном, на краю грозящем срыва, Как крыло незримой птицы, бьет о камень черный шелк.

Беседка

1

Мне хочется уйти с тобой в беседку, О, милая, вдвоем, вдвоем. Цветущую качнуть тихонько ветку, Цветок увидеть на лице твоем. С влюбленностью, но не томясь тревожно И не томя души твоей, Шепнуть тебе: «Нам все сейчас здесь можно. Дай счастье мне! О, поцелуй скорей!»

2

Ты любишь танцевать по краю, Лесной опушки, может быть, Быть может, пропасти, не знаю, Но пред тобой я предан маю, Нашел цветок, его сжимаю И снова сладко понимаю, Что сердцу хочется любить.

3

Когда ты будешь засыпать, К тебе я мыслями прибуду, Как призрак сяду на кровать И буду ласково шептать: «Люби меня! Доверься чуду!» И ты потянешься слегка. И будет греза глубока. Огонь блеснет по изумруду, Разъятый многозвездный мир, Осеребрив, пронзит сапфир, Даст ход таинственному гуду, И синих вод качнется гладь. И, тень, я лягу на кровать, И целовать тебя я буду.

4

Мне радостно и больно. Вдали идет гроза. Я полюбил невольно Зеленые глаза. В душе качанье звука, В ней радостный рассказ. И больно, что разлука Тебя умчит сейчас.

7

Как метель опушила деревья И одела все сосны парчой, Как туман, собираясь в кочевья, Расцветает горячей грозой, – Так мечта, набросав нам созвучий, Показала в изломе своем, Как красив наш таинственный случай, Как нам нежно и дружно вдвоем.

Я

Мы все равны пред Высочайшим Светом, Который дал нам, в прихоти своей, Несчетность ликов, светов и теней, Рассыпав нас, как краски пышным летом. Где больше правды? В дне, лучом одетом, Или в провале бархатных ночей? Я лев, и лань, и голубь я, и змей. Сто тысяч я пройдя,

я стал поэтом. Меж мной и Высшим, чую, грань одна. Лишь острие мгновения до Бога. Мгновенье – жизнь, мой дом. Я у порога. Хоть в доме, я вне дома. В безднах сна Понять, что в мире Правда лишь одна, Есть в бездорожье верная дорога.

Любимая

Над Морем тяготенье было тучи. Свинцовая громада в высоте, А тут и там, на облачной черте, Какой-то свет был нежный и тягучий. Откуда доходил он из-за кручи Туманов, сгроможденных в пустоте? Особенный по странной красоте, Мне талисман в нем чудился певучий. Вдруг высоко, там в безднах вышины, Серпом Луна возникла молодая, И с свежим плеском, гулко возрастая, Качнула сила ровность глубины. Так ты пришла, о, радость золотая, В мгновение рождения волны.

Из книги «Дар земле»

1921

Ночной дождь

Я слушал дождь. Он перепевом звучным Стучал во тьме о крышу и балкон, И был всю ночь он духом неотлучным С моей душой, не уходившей в сон. Я вспоминал. Младенческие годы. Деревня, где родился я и рос. Мой старый сад. Речонки малой воды. В огнях цветов береговой откос. Я вспоминал. То первое свиданье. Березовая роща. Ночь. Июнь. Она пришла. Но страсть была страданье. И страсть ушла, как отлетевший лунь. Я вспоминал. Мой праздник сердца новый. Еще, еще – улыбки губ и глаз. С светловолосой, с нежной, с чернобровой Волна любви и звездный пересказ. Я вспоминал невозвратимость счастья, К которому дороги больше нет. А дождь стучал – и в музыке ненастья Слагал на крыше мерный менуэт.

Черкешенке

Я тебя сравнить хотел бы с нежной ивою плакучей, Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий. Я тебя сравнить хотел бы с юным тополем, который, Весь смолистый, в легкой зыби к небесам уводит взоры. Я тебя сравнить хотел бы, видя эту поступь, дева, С тонкой лилией, что стебель клонит вправо, клонит влево. Я тебя сравнить хотел бы с той индусской баядерой, Что сейчас-сейчас запляшет, чувства меря звездной мерой. Я тебя сравнить хотел бы… Но игра сравнений тленна, Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна. 28 июля 1919 Ново-Гиреево

Ворожба

Наклонилась, изогнулась, распахнулась и опять В прежнем лике неподвижна, вся – лилейных тайн печать. Покачнулась и дохнула всею свежестью весны, Забелела благовонно ткань воздушной белизны. Наклонилась, и, объята дрожью легкою, она Вся внимает, как ей звонко без конца поет струна. Это кто же? Та, в ком нежность, с тем, кто хочет ей владеть? С кем вдвоем цвести желанно и заткать мгновенье в сеть? Нет, другое. Это только в сладком млении своем, В вешнем вихре ветка вишни в перекличке со шмелем.

Ночная бабочка

Белая бабочка сказки полночной С полным доверьем мне на руку села, Зыбятся усики дрожью урочной, Все в ней загадочно, четко и смело. Я наклоняюсь, и вот мне не странно Тайно беседовать с малым созданьем, Ей теплота человека желанна, Я упоен белокрылым свиданьем.

Осень

Вот они, мерзлые глыбы, Серого цвета земля. Трав перекручены сгибы, Холод их сжал, шевеля. Бешено носится ветер. Дождь. За слезою слеза. Смотрит мне зябнущий сеттер С недоуменьем в глаза. Кто же охотиться может, Если исчезла вся дичь? Холод кусает и гложет, Ветер заводит свой клич. Будет он снежные тучи К белой забаве скликать. Тканью обрывно-линючей Смотрит унылая гать.