Будни прокурора
Шрифт:
— А года четыре назад, — говорил он, — в Краснодаре, в трамвае, один мужчина сказал, что знает меня, и рассказал, что мы лежали в одном госпитале в 1945 году. Спрашивал, почему я убежал из госпиталя…
— Как же его фамилия, вы помните? — спросила Анна Борисовна, быстро сообразив, что это может понадобиться следствию.
— Не знаю фамилии, не спросил. Только помню, что на нем была какая-то форма, то ли железнодорожная, то ли связи.
— Это было именно в Краснодаре?
— Да.
Выслушав рассказ
У Лаврова сидел заместитель, Степан Николаевич Рябинин. Разговор шел о предстоящей проверке работы милиции. Увидев Корзинкину, Юрий Никифорович сказал:
— Заходите, Александра Мироновна, у нас как раз дело подошло к концу.
Корзинкина присела на краешек дивана и, дождавшись, когда Рябинин вышел, начала:
— Я была сейчас в больнице. Понимаете, Глазырин сказал, что года четыре назад встретил в трамвае…
— Знакомого по госпиталю? — перебил Лавров.
— А вы из каких источников это узнали?
— По радио, Александра Мироновна, — пошутил Лавров. — Я ведь не знал, что вы туда идете, и только что звонил в больницу, говорил с невропатологом. Она мне сказала главное, а остальное надеюсь услышать от вас.
— Да, — подтвердила Александра Мироновна, — но сведения об этом человеке очень скудные: встретились в Краснодаре, и на том человеке была форма — железнодорожная или связи. Но их же там, железнодорожников и связистов, сотни, если не тысячи! Как искать?
— И все-таки искать надо, — твердо сказал Лавров. — Если мы его найдем, многое будет ясно. Но как искать? Давать поручение местной прокуратуре? Это может оказаться бессмысленным. Знаете что, Александра Мироновна, поезжайте-ка в Краснодар и начинайте розыск с отдела кадров железной дороги, — предложил Юрий Никифорович. — Установите, кто из железнодорожников был на фронте ранен, поговорите с этими людьми. Конечно, возьмите с собой фотографию Глазырина.
— Но там же не один отдел кадров?
— Что ж, сколько есть! — вздохнул Лавров. — Если на железной дороге не установите, переходите в связь. Иного пути я, к сожалению, не вижу. Можете вы поехать? Справится ваша свекровь с девочкой?
— Да, думаю, что справится. Я ведь, к сожалению, очень мало помогаю по хозяйству, не успеваю. Так что у нас весь дом на бабушке держится.
— Вот и хорошо. Оформляйте командировку и езжайте.
— Послезавтра я выеду, — сказала Александра Мироновна и вышла. Зазвонил телефон.
— Слушаю вас.
— Здравствуйте, товарищ Лавров. Говорит Шевцов.
— А-а, здравствуйте, товарищ Шевцов!
— Вас устроит вторник и среда для лекций?
— Вполне. Только пригласите, пожалуйста, побольше людей. Мне кажется, что темы лекций
Лавров положил телефонную трубку, закурил и углубился в чтение очередного дела.
Приехав в Краснодар, Корзинкина зашла к участковому прокурору и уточнила, где и какие отделы кадров имеются. Их оказалось пять.
В первом отделе кадров выяснилось, что два железнодорожника действительно во время войны служили в армии, но, когда Александра Мироновна поговорила с ними, оказалось, что они не знают Глазырина. Ни к чему не привело и ознакомление с личными делами других отделов кадров, и беседы с двадцатью тремя работниками транспорта.
Затратив на это три дня, разочарованная Корзинкина покинула станцию Краснодар.
Приехав в краевую прокуратуру, Александра Мироновна зашла в отдел общего надзора, рассказала о цели приезда и встретила очень сочувственное отношение.
— Надо найти во что бы то ни стало! — сказали ей. — Позвоним в управление связи, пусть и они дадут вам все личные дела сотрудников, бывших в этот период на фронте.
Но там оказалось всего лишь три дела, хоть сколько-то заслуживающих внимания. С двумя работниками Александре Мироновне удалось побеседовать в тот же день, а беседу с третьим пришлось отложить, так как его на работе не оказалось. Но разговор с ним на второй день оказался столь же безрезультатным. Больше здесь оставаться не имело смысла.
Утомленная кропотливым трудом Александра Мироновна проверяла себя: «Все ли я сделала? Не упустила ли еще какой-нибудь возможности?»
Большие часы на центральной улице города показывали шестой час. В краевую прокуратуру возвращаться было поздно. Корзинкина заглянула в магазин, купила дочке игрушку и несколько новых книжек. Потом взяла билет на девятичасовой сеанс в кинотеатр и направилась в гостиницу. Пообедав, она решила почитать, но сосредоточиться не смогла, вышла, больше часа бродила по городу, мучительно изобретая путь к розыску, неизвестного человека, затем рассеянно глядела какой-то неинтересный фильм и, пожалев об убитом времени, вернулась в свой номер.
Весь этот день Александра Мироновна ловила себя на мысли, что она не может спокойно проходить мимо людей, одетых в форму железнодорожников или работников связи, так и тянет подойти, заговорить… И только сейчас, по дороге из кино, она подумала: «Но почему, собственно, он должен быть в форме? Это же просто глупо! Во-первых, по городу ему вовсе не обязательно ходить в форме, а во-вторых… И как это я раньше не подумала? Ведь я проверила личные дела только тех, кто работает! А встреча состоялась четыре года назад! За это время человек мог и уволиться, и быть переведенным в другой город, тем более, если он железнодорожник. Как же я сразу не сообразила?»