Будни прокурора
Шрифт:
В девять часов утра она снова была на вокзале, в отделе кадров, и попросила личные дела на уволенных и переведенных сотрудников. Затем пересмотрела дела еще в одном отделе кадров, но тщетно. И вот, наконец, в третьем отделе кадров ее внимание привлекло личное дело бывшего помощника дежурного по станции Бурмистрова, который действительно был на фронте, имел ранения, лежал в госпитале и именно в то время, какое называл Глазырин.
— А где сейчас работает Бурмистров?
Начальник отдела кадров ответил, что Бурмистрова вообще не знает, так как работает здесь всего
— А кто может сказать, где он работает? Есть здесь товарищи, которые его знают?
— Надо обратиться к дежурному по станции, может, он помнит.
Начальник отдела кадров позвонил по телефону дежурному по станции. Тот сообщил, что вообще такого товарища помнит, но где он сейчас, не знает.
В адресном столе Бурмистров значился выбывшим, куда — неизвестно. Но теперь уже Александра Мироновна не отчаивалась. Разыскать-то она разыщет, но вот что он ей скажет — это другое дело!
В райкоме партии удалось установить район, куда направлена учетная карточка члена КПСС Бурмистрова. Район этот находился от краевого центра в семидесяти километрах.
Получив эти сведения и сличив их со своими записями, Александра Мироновна убедилась в том, что Бурмистров уехал на родину. «Пожалуй, подожду туда ехать, — подумала она. — Попытаюсь через крайпрокуратуру связаться по телефону с прокурором района и попрошу его найти Бурмистрова, поговорить с ним. Тогда будет ясно, нужно ли ехать».
Она вошла в приемную краевого прокурора и обратилась к референту:
— Елена Порфирьевна, мне очень нужно поговорить по телефону с прокурором района. Помогите мне в этом.
— Срочный разговор? — спросила Елена Порфирьевна.
— Проверяю очень запутанную жалобу и нужно разыскать одного человека, который, по предварительным данным, проживает в том районе.
— Сейчас сделаю заявку. Садитесь.
Елена Порфирьевна позвонила на междугороднюю станцию, и вскоре уже Корзинкина беседовала с прокурором Телегиным. Рассказав ему суть дела, она попросила:
— Только, пожалуйста, сделайте это сегодня же. Я буду ждать вашего звонка здесь, у Елены Порфирьевны. Видимо, мне придется приехать к вам: у меня есть фотография этого парня. В общем, жду звонка.
Телегин позвонил в шестом часу вечера.
Взяв телефонную трубку, Корзинкина почувствовала, что ее рука дрожит от волнения.
— Бурмистрова я разыскал, — донесся до нее голос прокурора. — Он подтверждает все, что вас интересует.
— Неужели?! — воскликнула Александра Мироновна. — Ох, как я вам благодарна, товарищ Телегин. Очень прошу — пригласите его завтра в прокуратуру, часам к одиннадцати утра. А я у вас буду часов в десять. Ведь до вас добраться несложно?
— Автобусом.
— Чудесно! Еще раз — большое вам спасибо! Завтра увидимся. До свидания!
Она положила трубку.
— Ну, как? — поинтересовалась Елена Порфирьевна. — Теперь все уже будет ясно по этой жалобе?
— Как знать? Мне давно казалось, что все ясно, а оказывается — я ошибалась. Да еще как! Так что боюсь сказать. Все зависит от того, что сообщит Бурмистров.
В
— Госпиталь, в котором я лежал после тяжелой контузии, находился в лесу, между деревнями Петухи и Сосновка Курской области. В начале 1945 года, примерно в феврале, к нам привезли тяжело раненного и сильно контуженного Владимира Миронова. Отчества его я не знаю, ни к чему было. Мы лежали в одной палате. И еще с ними было четверо раненых. С двумя из них я и сейчас изредка переписываюсь. Хорошие товарищи. Один был ефрейтором, а другой — лейтенантом. А Володя Миронов тогда находился в тяжелейшем состоянии. Он часто терял сознание, а иногда был сильно возбужден, забивался порой под кровать, прятался за тумбочку. Мы с товарищами часто вытаскивали его, вообще помогали сестрам ухаживать за ним, очень был трудный больной. В армии он был сержантом, контузию получил, как я слышал, подрывая немецкий танк. Пролежал он с нами месяц с небольшим и однажды сбежал из госпиталя. Больше я его так и не видел. А лечили нас, как сейчас помню, врачи Наталья Сергеевна — вот только фамилию ее забыл — и Виктор Иванович Величко…
— Но как же вы говорите, что больше не видели Владимира? — испугавшись, прервала Александра Мироновна.
— Да нет, это я говорю — тогда не видел, не нашли его… А года три или, может, четыре назад у остановки трамвая я совершенно случайно заметил мужчину. Одежда на нем была совсем плохонькая, никудышная. Смотрю я на него и думаю: «Да это же Володя!» Подошел ближе и говорю: «Володя!» А он молчит. Я ему опять: «Володя! Ты что, не узнаешь? Здравствуй! Как живешь? Мы же с тобой вместе, помнишь, в госпитале были?» — «А-а, помню, помню», — ответил он. Я ему опять: «Ты ж Миронов, Володя?», а он мне: «Ну, я…» А сам грустный такой стоит, потерянный.
Корзинкина положила перед Бурмистровым три фотографии разных людей. Тот надел очки и в то же мгновенье указал на одну фотографию.
— Вот он! Как же не узнать! А что он, товарищ прокурор, бед что ли каких натворил? Больной же человек, что с него возьмешь…
Корзинкина коротко объяснила в чем дело.
Бурмистров подписал свое объяснение и хотел было уходить, но Александра Мироновна, поблагодарив его и извинившись за беспокойство, сказала:
— Возможно, что вас попросят приехать в суд в качестве свидетеля. Ваши показания очень важны. Они помогут объективно разобраться в этом запутанном деле.
— Приеду! — твердо пообещал Бурмистров и, вздохнув, добавил: — Да, история у Володи Миронова вышла тяжелая. И чего только эта проклятая война не наделала!..
Через полчаса Александра Мироновна говорила по телефону с Лавровым.
— Как вы попали в этот район? — кричал Юрий Никифорович. — Говорите громче, я плохо вас слышу!
— Этот человек оказался здесь!.. Слышите? Он здесь! — повторяла Александра Мироновна.
— Что? Вы установили?
— Да!
— Теперь все ясно?