Бухгалтер Его Величества
Шрифт:
В его голосе слышится боль. Должно быть, эти детские воспоминания тревожат его до сих пор. Но тогда я тем более не понимаю, почему он решил уподобиться тому, чьи ошибки так ясно осознает.
– Когда к власти пришел мой отец, государственный долг страны уже превышал ее годовые доходы, но я надеялся, он сможет вытащить Тодорию из долговой ямы. Он был разумным и весьма неприхотливым человеком. Он как раз не любил балов. И поначалу его политика не вызывала никаких нареканий – он сократил расходы двора и был полон желания расплатиться с долгами.
– Вы не пытались его остановить?
Он по-прежнему стоит, повернувшись ко мне спиной. Наверно, ему так проще говорить. Хотя на самом деле он мог бы вовсе этого не делать. Зачем ему оправдываться? Тем более, передо мной?
– Это было невозможно. Он не слушал ни меня, ни членов государственного совета.
А я понимаю – он пытается оправдаться не передо мной. Перед собой.
– Должно быть, вы хотите спросить, сударыня, почему же я сам, став королем, пошел по стопам своих предков? Это хороший вопрос. Но, думаю, ответ на него вас удивит.
Он, наконец, поворачивается. Он выглядит усталым и совсем не похож на того блестящего и уверенного в себе человека, каким предстал передо мной в первые минуты нашего знакомства.
– Так вот, сударыня, – я не пытался изменить привычный уклад жизни королевского двора и моих приближенных и предотвратить финансовый крах Тодории потому, что полагал, что большая часть долгов будет списана после того, как Тодория присоединится к Франции.
Что? Месье Амбуаз приглашает меня сюда, чтобы попытаться это предотвратить, вычислив французских шпионов, а сам король не видит в этом ничего дурного?
– Да, правда такова, что если бы во Франции удержалась монархия, мы бы уже стали частью этой страны. Я вел переговоры с Людовиком Шестнадцатым – пытался выторговать для нас как можно более выгодные условия. Может быть, вы не поверите мне, но я думал не о себе – о народе. Не только наших дворян, но и крестьян должны были освободить от тех самых налогов, которые так волнуют вас, на весьма длительный срок.
Я не верю своим ушам. Он был готов отказаться от короны ради привилегий для своих подданных? Нет, тут что-то не то.
Он понимает мои сомнения.
– Не верите в мое бескорыстие, сударыня? Ну, что же – ваше право. Я и без того уже слишком много вам рассказал.
Но я уже думаю о другом.
– Простите, ваше величество, но после вашего рассказа я не могу не задать вам еще один вопрос – хотите ли вы, чтобы Тодория хотя бы попыталась рассчитаться с кредиторами? Иначе всё, что я стараюсь сейчас сделать, не имеет никакого смысла.
Он отвечает, не задумываясь:
– Да, сударыня! Сейчас – хочу!
Он быстро идет к дверям, и я понимаю – наш разговор окончен. Но на пороге он оборачивается:
–
23. Мадам Легран
Я выхожу на улицу в совершенном смущении. Я не понимаю, как должна вести себя в подобных обстоятельствах. Мой наниматель – месье Амбуаз. Именно он заплатил Вересову. Должна ли я рассказать ему о том, что узнала от его величества? Король не брал с меня слово держать нашу беседу в секрете.
И всё-таки я решаю молчать. Интересы его величества и графа Помпиду сейчас совпадают, и этого пока достаточно. Я буду работать над тем, что мне поручено – даже если шансов на успех не так много.
Я задумчиво бреду по булыжной мостовой. Лакей передал мне, что граф будет дожидаться меня в своем министерстве. «Это в двух шагах отсюда, ваша светлость. Я провожу вас, если вам будет угодно». Но от сопровождения я отказываюсь. Я помню, где находится министерство королевского двора. Тем более, погода на улице прекрасная.
Мой взгляд снова останавливается на вывеске магазинчика мадам Легран.
А почему бы и нет? Даже если это всего лишь бутафория.
Я поднимаюсь по ступенькам крыльца и с изумлением понимаю, что над дверями – вовсе не чучело, а живая сова. А колокольчик всё-таки есть – только он внутри.
– Добро пожаловать, сударыня! – сначала я слышу голос, а только потом вижу его обладательницу.
Хозяйка лавки – женщина среднего роста и средней комплекции. У нее рыжие (наверняка, крашенные – уж слишком ярок их цвет) волосы и зеленые глаза. Одежда на ней весьма странная, без малейшей претензии на элегантность. Словом, всё именно такое, какое и ожидаешь встретить в заведении настоящей ведьмы.
Я осматриваюсь. В витрине и на полках – множество склянок и разноцветной бижутерии. На печи – котелок с каким-то варевом.
– Что вас интересует, сударыня? Зелья? Амулеты? Старинные книги? Ведьмам – хорошая скидка.
Я так увлечена изучением обстановки, что не сразу понимаю ее слова. А когда понимаю – застываю.
– Простите, что вы сказали?
Она усмехается:
– Ну-ну, сударыня, не беспокойтесь – я вас не выдам. Мы должны помогать друг другу, разве не так?
Я пытаюсь привести мысли в порядок. Наверняка, она говорит так каждой пришедшей к ней покупательнице, и все столичные жительницы, которые иногда забредают в этот экзотический магазинчик, знают об этом и поддерживают эту игру.
Я отвечаю ей доброжелательной улыбкой, а сама пячусь к выходу. Нет уж, спасибо, стресса мне хватает и без этой дамы.
– Извините, я зашла случайно. Ошиблась дверью.
Она понижает голос:
– Случайностей не бывает, сударыня. Подобное тянется к подобному. Вы этого не знали? Я еще в прошлый раз поняла, что вы – одна из нас. Тогда, когда вы сели в карету его сиятельства.
Не понимаю, причем здесь граф?
– Он тоже пытается всё отрицать, сударыня! Но это глупо – его мать была ведьмой, и он не в силах этого изменить.