Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых
Шрифт:
…
– Отделалась легким испугом, – добродушно заключил молодой, лет тридцати; большой по-вертикали и по-горизонтали; похожий на гору, – травматолог. Верхушка горы была голая и круглая, по краям поросшая рыжеватой растительностью. – Ни перелома, ни значительного надрыва связок нет; гематома, конечно, знатная… Покой и холод, троксевазин, гепарин, обезболивающие, сама знаешь… Сколько-то времени еще похромаешь, конечно, но жить будешь. И ходить. Обувь пока, понятно, просторную, без каблуков… Как же так умудрилась подставиться-то?
– Толкучка была… на концерте, – опуская глаза,
– Зато с Новаковским подружилась, – подмигнул врач. – Поправляйся. Рад был познакомиться… с обоими, – улыбнулся он.
…
– Куда теперь? – смущенно посмотрела на меня Энжи, когда мы вновь сели в машину. – Общежитие уже закрыто. Я договаривалась до 12 часов…
– Как Золушка, – улыбнулся я. – Что ж… раз карета стала тыквой, – будем искать варианты. Едем… в «Столицу», – сказал Костя шоферу.
Анжела тихо ахнула – «Столица» была главной, элитной гостиницей города. Она никогда там не бывала, да еще в таком сопровождении! А интересно… Костя оставит ее там ночевать и вернется домой, или же… останется с ней? Спросить напрямую было неловко.
«Как все странно», – думалось ей. – «Скажи мне вчера, – что завтра я поеду в «Столицу» с Новаковским, – я бы, не то, что была бы на вершине счастья… Я бы просто не поверила в это, слишком уж сказочно. А теперь, когда это происходит на самом деле, – я чувствую, в основном, тревогу и страх… Счастье тоже, да, но… Дико все это, осознавать не успеваешь… (вот если б записать все это, или кому-то рассказать, – тогда, казалось, – случившееся обрело бы некие черты реальности). Одно дело, – мечтать о нем дома; другое, – вблизи общаться с живым человеком, который… да нет, прекрасен и желанен все так же, если не больше, но, – настоящий, не выдуманный; с какой-то своей жизнью; еще и женатый к тому же… Возится со мной. Хоть и знает, что виновата его жена, – а все же я тоже растяпа… Неприятно ему все это. А я выгляжу неловкой дурой. И не знаю, как и о чем с ним говорить; ляпаю все подряд, как всегда…»
…
Под взглядами любопытных глаз (а возможно, и объективов), Костя в очередной раз нес Анжелу на руках, – до их номера.
Разумеется, внутреннее убранство гостиницы выглядело похожим на дворец; но ни Энжи (от смущения), ни Косте (от отсутствия интереса), ни… Духу (напротив, от незнания еще пока подобных заведений он старался не мешать Костиному разуму, и все его ощущения сосредоточились на Энжи), – словом, никому было не до разглядывания красот.
Им хотелось поскорее оказаться в номере (да, шикарном; только и это сейчас было безразлично, лишь бы остаться одним), и закрыть за собой дверь от любопытных глаз.
Номер оказался стандартным, хоть и «люкс»; в обычном модерновом стиле. Светлые стены, темный беж штор, стол, стулья, трюмо, шкаф, туалет и душ… И двуспальная кровать, на которую была бережно уложена Энжи.
Настал момент великой Неловкой паузы… Когда, после всего пережитого, и создающего видимость естественности, – пришлось остановиться, посмотреть друг другу в глаза…
– Ну, что?..
– это была сакраментальная фраза (в общежитии, где жила Энжи, она традиционно предваряла любую выпивку, по случаю или без. Фраза из анекдота о
Энжи усмехнулась. Кроме ноги, у нее болела еще и голова, – от усталости, стресса, да и после концерта; ей хотелось потихоньку достать из сумочки и принять обезболивающее, не сообщая великому Новаковскому о таких неромантичных подробностях.
– Давай, я закажу ужин сюда, – предложил Костя, – и… лед; может быть, – грелку со льдом? или что у них там есть? и мази эти, – наверняка здесь можно все это купить. Я понимаю, что ты не хочешь есть, не до того, – улыбнулся он, увидев выражение ее лица, при упоминании об ужине, – но это надо. Мы оба давно не ели, хоть голода на стрессе и не чувствуем. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась Энжи, которой не терпелось остаться одной. В конце концов, до туалета же он ее не понесет…
Оставшись одна, – она метнулась к графину с водой, стоявшему на столе, и проглотила сразу две таблетки Пенталгина. Затем, осторожно, но быстро, держась за предметы и прыгая на одной ноге, добралась до вожделенного туалета; затем осторожно, чтобы не смазать косметику, сполоснула лицо и руки, протерла шею и плечи влажной салфеткой (лежали на полочке), нанесла на шею несколько капель духов из мини-флакончика. Запах был тонкий, пудровый; напоминал лес под дождем, мох и лесные цветы.
Затем она поглядела в зеркало, поправила волосы, и несколько успокоилась, наконец. Относительно, конечно. Несмотря на пережитые события, выглядела она неплохо, и это придало ей уверенности. Правда, изящно допрыгать до кровати раньше возвращения Кости она не успела, – но это было уже не страшно, – теперь она хотя бы знала, как выглядит. Он рассмеялся, уже без всякой необходимости на этот раз взял ее на руки, целых два шага донес до кровати, и присел рядом, не отнимая своих обнимающих рук.
– Как ты пахнешь… лесными цветами, – промурлыкал он. – И …я еще не говорил тебе, какая ты красавица… и какая милая… Ты меня с ума сведешь…
Изображать сопротивление было бы идиотизмом… Он резко впился ей в губы, сильно, страстно, но без малейшей грубости. Разумеется, Энжи тихо падала в пропасть (одновременно отдавая себе отчет во всем; как бы мысленно читая книгу о себе; сама потрясаясь этой своей способности, – отдаваться чувству всей душой, – и удивляться, что это происходит с ней, а не героиней романа; успевать думать).
А думать было о чем… Все портило наличие жены. «Нет. Хватит об этом. Все, все, – я больше не могу без него! плевать мне на жену и все остальное. Он мой; я слишком долго о нем мечтала, чтоб думать о какой-то жене (хотя частично благодаря ей я здесь! – парадокс). Нет, не надо цинизма… Заткнись разум, я же люблю! Сейчас и здесь – он мой!»
В дверь деликатно постучали. Привезли тележку с пиршеством на двоих. Фрукты, салаты со свежими овощами и креветками, ароматно дымящийся судок с чем-то жарено-мясным (с ума сойти) и гарниром; соки: яблочный и апельсиновый; стаканы, фужеры и две бутылки шампанского.