Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых
Шрифт:
– Да, после обеда, – рассеянно отвечала она, помогая Асе собирать паззл с Белоснежкой.
– А где… ваш… дом?
Виктория вздохнула. Который раз он спрашивал одно и то же; парню явно хотелось общаться, но он не знал, что еще можно спросить, и медленно подбирал знакомые слова.
– Далеко. В Лисовске, и еще чуть-чуть дальше, за городом. Там рядом лес…
Мучения Виктории прервала, вбежавшая в класс, Виктория-учительница:
– Ой, Виктория Юрьевна, сходите, пожалуйста, к медикам, возьмите у них «ростовки» на наш класс. Сегодня придет плотник регулировать стулья.
Виктория с облегчением накинула шубку, и, выходя из кабинета, обернулась к Арсену:
– Приглядишь
Арсен молча кивнул. Казалось, было странным просить об этом его в присутствии учительницы, но в каком-то смысле на Арсена она могла положиться больше: учительницу могли отвлечь другие дела ежеминутно; и она была… несколько забывчивой. А вот Арсен не отведет глаз ни на секунду.
Она вышла на морозный воздух школьного двора, прошла между подсобными зданиями. Ощутила мимолетную свободу, оставшись одна на несколько минут. Хотелось даже закурить, если б никто не мог увидеть… Прошла в соседнее трехэтажное здание серого кирпича, где располагалась столовая, спальни и медицинский кабинет. Из столовой доносился запах, похожий на аромат старого советского супа-концентрата из пакетика. Ей вдруг безумно захотелось такого супа, который она часто ела в детстве, на даче, из русской печки…
Сидевший в холле коротко стриженый охранник с мощным торсом, обладавший несколько восточной наружностью, поинтересовался:
– Вы кто? И к кому?
– В медпункт. Я новая воспитательница.
– А почему я вас раньше не видел? Как вас зовут?
– Виктория Юрьевна, – улыбнулась она, проходя мимо.
– А я Ибрагим, охранник и ночной воспитатель.
Она еще раз рассеянно улыбнулась, и прошла по коридору вниз и влево, к медпункту.
Низенькая, пожилая медсестра делала перевязку стопы рыжему веснушчатому парнишке, попутно объясняя ласковым голосом, что нужно быть осторожным с острыми инструментами. Выслушав Викторию, она прервала свое занятие, и начала рыться в папках в шкафу. Пацаненок поднял круглые глаза на Викторию, и начал увлеченно говорить ей, как он якобы чуть не отрубил себе все конечности огромным топором в столярной мастерской, – явно получая удовольствие от своего рассказа, и чувствуя себя раненым героем. Виктория улыбнулась ему, а сама задумалась: «Хотелось ли бы мне снова заниматься медициной? Осматривать поврежденные конечности, прочие части тела?», – и не смогла ответить.
Взяла, поблагодарив, выписку. Вернулась в класс.
Была перемена: Арсен играл с Асей в ладушки, затем кидал ей мячик… Ася радостно подхватывала игру. Виктория смеялась, глядя на них; иначе просто расплакалась бы от нежности и благодарности. Никто из детей до сих пор не подходил к Асе первым, чтобы поиграть. Подходили к Виктории – с дурацкими вопросами: «Почему она молчит? Разговаривать не умеет? А почему…». Викторию это злило. Арсен, сам того не ведая, делал то, что нужно: ничего не спрашивал, брал Асю за руку, тащил в игру, смеялся, говорил что-то и сам отвечал. Он просто играл с ней, а не глядел изумленно, как на непонятное насекомое: если Ася вела себя не так, как принято; неразборчиво говорила что-то свое и непонятное другим детям (фразы из мультфильмов); пела, визжала. Он же принимал всех такими, какие есть. За одно это, казалось Виктории, – можно подарить ему половину сердца… Несмотря на его назойливые вопросы, рассказы, слова в которых ей зачастую были непонятны; ей самой было стыдно, что она не понимает его, поэтому хотелось побыстрее отойти.
Появился плотник, и занял часть урока регулировкой стульев – дети в классе были разного возраста и роста. Арсен завороженно
– Можно?
Обладающий практическим умом мужик, без всяких педагогических и психологических специализаций, спокойно ответил:
– Помочь хочешь? Ну давай. Вот бери эту гайку, видишь, ее надо переместить ниже… вот сюда… вот тебе гаечный ключ, крути…
«Каждому бы сыну – такого отца, и каждому отцу – такого сына», – думалось Виктории. – «Андрею тоже не хватает сына, которого он мог бы обучать таким вещам…»
Удивительно, как быстро спорилось дело в ловких руках Арсена, еще тонких, мальчишеских, но уже с мужскими, длинными пальцами. «У Андрея та же форма рук», – отметила Виктория, – это «технические», умелые руки, но одновременно осторожные и ласковые… Однажды она видела, с какой нежностью Арсен гладил забредшего в интернат котенка…
Как-то раз, во время чаепития в учительской, Виктория спросила Викторию-первую:
– Почему вы не отдаете Арсена на занятия в столярную мастерскую? Вместо обычных уроков труда. Ведь ему явно скучно лишь снеговиков да солнышки вырезывать… Он мог бы уже начать овладевать профессией, ты же видела, как он тянется к этому?
Та чуть не поперхнулась горячим чаем:
– Да ты что?! Чтоб он себе руки-ноги отпилил?! Он же – у.о.! Кто за это будет отвечать?! И мал еще. Да и вообще – какая-такая профессия? Профессиям здесь обучают только тех, у кого задержка, а у него отсталость. И афазия.
Теперь уже возмущалась вторая Виктория:
– Да какая у него отсталость? Он же все понимает, все абсолютно! Делает все аккуратно, в технике разбирается, ну, – говорит плохо, и отстает по академической программе. Но он же не олигофрен? Афазия – плюс задержка развития, вызванная ею же!
– Ну… считается – олигофрен. Да не знаю я подробностей, я не изучала его медкарту, я не медик. Но… да, речь нарушилась после травмы головы, после трехлетнего возраста. Что за травма была, я не интересовалась… Что там у него на МРТ – тоже не узнавала. – («Надо бы разузнать», – подумала Виктория вторая). – И это не мое дело. Да, понимает все, но нормально говорить не может; и с памятью у него проблемы, усваивает материал плохо; и читает, и считает он гораздо хуже, чем положено в его возрасте в норме. Он может забыть номера телефонов, даты, названия! Я не знаю, что у него там в мозгах, но, говорят, это будет прогрессировать…
– Так это и я могу – забыть номера телефонов, и даты! Только меня, – слава богу, – никто проверять не будет уже – потому что я взрослая, закончила школу и университет; никому в голову не придет проверять нас на вменяемость, спрашивая дату Бородинской битвы или требуя вычислить интеграл! – вспылила Виктория. – А спроси меня сейчас, могу и близко не вспомнить!
– Что меня даже не удивляет, – съехидничала Виктория первая. – Поражаюсь я твоей наивности, может, ты и впрямь… тоже? ну, извини… Но ты меня потрясаешь. Они же все дебилы! В лучшем случае… И Катька, и Кристина, и Витя; не говоря уж об Олеге, Паше и твоем Арсене…
(«Хорошо, про Асю не сказала», – подумала Виктория, пытаясь дышать ровнее, – «не то бы остатки чая полетели ей в довольное розовое лицо… Пусть даже и правда… но как она может?!»)
Виктория сделала глубокий вдох, и, как можно равнодушнее объяснила:
– Когда у взрослого нормального человека случается инсульт, с ним происходит то же самое, разница лишь в локализации и объеме поражения. Его лечат, реабилитируют, обучают заново, считают больным – но никто не называет его дебилом, и заведомо недееспособным.