Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых
Шрифт:
– Надо же, – произнесла учительница.
Две Виктории часто и с удовольствием обсуждали журналы мод, наряды, рассматривали каталоги, что-то примеряли и покупали, иногда к ним присоединялись и другие учительницы. Женский коллектив…
Как-то раз учительница сказала "его Виктории":
– А вы знаете, какая вы красивая? Просто интересно, знаете или нет…
Та смутилась, и не ответила.
А Арсен тогда понял, почему ему так приятно смотреть на нее: правда, ужасно красивая… До того ему просто не приходило в голову выразить это словами… даже для себя самого. И внезапно он выпалил:
– Да!
И почему-то с каждым следующим днем она становилась красивее и красивее. Чудо? Или же… Все просто. Дали, наконец, отопление, – и она сменила толстые свитера и джинсы на платья, юбки и кофточки; перестала ежиться и дрожать, вечно прильнув к большому масляному радиатору. Стала больше улыбаться; улыбаться ему… А взгляд ее – нижние ресницы размером с верхние, – просто гипнотизировал Арсена…
Уроки музыки проходили в большом зеркальном зале, очень холодном, – направляясь туда, Виктория всегда накидывала теплую шаль. Если не успевала её взять, – тогда шаль приносил Арсен и бережно укутывал ее плечи, улыбаясь…
Маленькая жизнерадостная музыкантша очень громко играла на большом фортепиано, и пела одни и те же распевки каждое занятие. Возможно, они лучше всего подходили для детских голосов и постановки речи, но надоели до смерти. Особенно надоела Арсену песенка про бедную «Старую синичку» с нудным-нудным мотивом. Встретившись взглядом с Викторией в зеркальном пространстве, он увидел, что ей она надоела не меньше. Она заговорщицки улыбнулась, закатила глаза к небу, вздохнула, и, – встала.
– Мария Геннадьевна, – вежливо произнесла Виктория, – а нет ли у вас караоке с детскими песнями, и микрофонов?
Она уже давно приметила несколько микрофонов в шкафу, а прекрасная стереосистема и видеомагнитофон простаивали без дела, явно "не для этих".
– Ой… ну не знаю, – растерялась музыкантша. – Вы думаете, в микрофоны они будут петь?
– Давайте попробуем. Дома у Аси получалось, – Виктория нежно улыбалась.
Оживились все. Мария Геннадьевна включила телевизор, видео; Арсен пытался поучаствовать в техническом процессе, предлагая свою помощь, которая была категорически отвергнута, что, впрочем, не сильно его расстроило. Ася находила диски со знакомыми детскими песнями; остальные с любопытством наблюдали. Дружно выбрали песню из "Красной Шапочки", "Буратино" и "Мэри Поппинс".
Пели хором. Олег, конечно, не пел, но глядел на происходящее с интересом. Казалось, что здесь, в их маленьком мирке, происходит какой-то праздник, несмотря на рвущийся ветер и серое небо за окном.
Сложную песню "Ветер перемен" Виктория тянула одна. Сейчас она казалась всем воплощением той самой волшебницы из кинофильма. Голос ее не был громким, но микрофон усиливал его, а пела она практически так же, как в кино.
"Уйду, когда ветер переменится; когда порвется цепочка", – говорила Мэри в фильме. Арсен помнил это фильм, он смотрел его дома. Он не знал, что, попав волею судьбы в Лисовск, Виктория кормила и выхаживала старую дворовую собаку, и порой думала о том, кто же будет кормить Дружка, когда она уедет. А она непременно уедет, – не может же она всю жизнь провести в этом маленьком чужом городке. "Уеду, когда Дружок умрет", – как-то сказала она
…На физкультуре Виктория играла с ребятами в волейбол, прыгала и азартно вскрикивала, как девчонка-старшеклассница. А после, упав на сложенные маты, – отдышаться, – она разговаривала с Арсеном, и в такой обстановке говорить оказывалось почему-то легче. Наконец он смог более-менее связно высказать свою печаль по маме и дому; рассказал про старшего брата Мишку, которому и не думал завидовать, несмотря на его успешность, – а, напротив, гордился братом. Про свой город и дом; про кота Ваську. Про то, что в спальнях интерната холодно, а книжек мало. Все равно она не все понимала, но слушала серьезно, задавала вопросы…
Однажды Виктория заметила какое-то пятнышко грязи на его щеке, – на физкультуре немудрено испачкаться. Она извлекла из сумочки свой платок, подошла близко-близко, так, что сердце замерло, и вытерла платком его щеку… Ничего такого, и другая воспитательница могла бы так сделать. Но ее личный платок, а не бумажная салфетка; и то, что она сделала это сама… Другие просто послали бы умыться, вот что. Да ну, глупости он выдумывает, здесь же просто не было умывальника рядом…
В какой-то момент Арсен понял, что ему не очень приятно знать, что у нее есть муж. Хотя это, разумеется, ужасно глупо. К тому же она вообще тут временно, скоро уедет. Грустные разговоры об этом велись все чаще.
Оставался один день до каникул, когда все должны были разъехаться. Виктория собиралась домой, ребята тоже столпились у шкафа с одеждой: переодеваться и идти в столовую. Она уже накинула шубку и шарф, собиралась идти… и вдруг легко, почти невесомо дотронулась до его плеча. Арсен обернулся, – каким-то природным чутьем сразу догадавшись, – мгновенно приблизился, – и она поцеловала его в краешек губ… Скорее всего, это вышло случайно, он просто повернулся слишком резко… Его словно обожгло.
– Пока, – прошептала она беззвучно.
– Пока, – хрипло и тихо отозвался он… Да полно, было ли? Ведь в следующее мгновенье она была уже далеко, до него донеслось бодрое и громкое:
– До свидания всем!
А он стоял у шкафа, застывший и потрясенный, хотелось смеяться и плакать одновременно…
После того наконец-то приехала мама, и начались каникулы. Целая блаженная неделя дома… Она перечеркнула все остальное; жаль, что пролетела так быстро.
Когда он вновь вернулся в интернат, его не радовало ничего. Он снова смотрел в пустоту, и чувствовал себя в полусне. Виктория была лишь тенью, а он погружен в свою печаль. Виктория – первая кричала и возмущалась… А вторая смотрела всепонимающим взглядом.
В конце недели весь класс, кроме него и Олега, которому было все равно, – или же его эмоции были слишком глубоко запрятаны под толстой броней, защищающей слишком ранимую душу, кто знает? – разъезжался по домам. За Пашей приехал толстый громкоголосый папа, в точно таком же полосатом свитере, как у сына. Это было бы забавно, если б Арсена вообще могло что-то развеселить сейчас. Не могло.
Он сидел на корточках возле выхода, и, вытянув длинную ногу, вяло зашнуровывал ботинок. Виктория подошла все-таки, взглядом и губами обозначила: