Букет прекрасных дам
Шрифт:
— О-о-о.
Вконец перепуганные, мы с парнем внесли ее в приемный покой и отдали врачам. Потом он ушел, я же позвонил домой к Федотовым, налетел на Николая и сообщил, что его жена заболела.
— Еду, — коротко отреагировал тот.
Я сел в коридоре на банкетку и прислонился к стене.
Выглянувший доктор сообщил мне, что у Ларисы инсульт, прогноз очень плохой, но надежда умирает последней.
Банкетка была жесткой, стена грязной, а настроение крайне паршивым. Лариса так и не назвала мне имени любовника, просто не успела, удар обрушился на нее внезапно. Врач предположил, что
— Простите, — раздался баритон, — вы Иван Павлович?
Я открыл глаза и увидел худощавого мужчину в ярко-синей куртке. Сначала мне показалось, что зачем-то вернулся парень, с которым мы привезли сюда больную, но через мгновение стало понятно: этот мужик намного старше.
— Я муж Ларисы, — произнес пришедший.
В моем мозгу будто щелкнуло, и вмиг все стало на свои места. Вот отчего Лариса запаниковала! У ее мужа имелась точь-в-точь такая куртка, как у паренька, стучавшего в окно. В сумерках лица юноши она не разглядела и решила, будто явился муж, ревнивый Отелло. Представляю, как она перепугалась. Сидит в машине с мужиком, а в домике вот-вот проснется Неля! Бедняга!
— Как это случилось? — отрывисто спросил Николай, подозрительно оглядывая меня. — Вы кто?
— Позвольте представиться, сын Николетты Адилье, Иван Павлович Подушкин. Лариса сегодня должна была играть в бридж у матушки в салоне. Мне велели встретить ее, просто заехать в наш двор невозможно, он закрыт, без ключа не попасть. Я вышел к воротам и нашел ее в машине, без сознания. Естественно, мигом привез сюда.
Лицо Николая разгладилось.
— Спасибо. Куда мне идти?
— Доктор там, — показал я на кабинет.
Федотов исчез за дверью. Я не стал дожидаться его возвращения и уехал.
На следующий день, около десяти утра, совершенно не выспавшись, я вновь прибыл в Криково. На этот раз буду умней и сначала заставлю Нелю назвать имя отца Ксюши и Риты и только потом отдам ей водку.
Ворота дачи были распахнуты, и на улице возле подъезда примят грязный снег, здесь явно стояло несколько машин, причем, судя по размеру следов, это были грузовики. Удивленный, я обогнул дом и ахнул. Сторожки не было. Вместо нее возвышался обгорелый остов.
В полном недоумении я вернулся к своим «Жигулям» и оглядел соседние дома. Все закрыты, заколочены, нигде никого. Пришлось ехать назад. Я катил медленно, оглядывая здания. Вдруг в одном блеснул лучик света. Обрадованный, я притормозил и позвонил в домофон.
— Кто там? — донеслось из динамика.
— Простите, не знаете, что случилось у Федотовых? Приехал в гости, а там пепелище.
— Пожар у них был, — крякнул домофон, — бомжиха в сторожку влезла, напилась да заснула с сигаретой, хорошо, я заметила и пожарных вызвала.
— Сгорела, бедняга! — ужаснулся я.
— Вроде жива, — хрипело из железной решеточки, — в больницу свезли.
— Куда?
— Хрен ее знает, небось в Веденеево, тут рядом, два километра.
Домофон замолчал, хозяйка так и не открыла дверь, но я не
— Да, вчера привезли женщину из Криково.
— Как она?
— Была жива.
— А сейчас?
— Не знаю.
— Как это?
— Мы ее отправили в Склифосовского.
— Почему?
— Ожог составил шестьдесят процентов тела, мы не сумеем выходить такую больную, поэтому перевели ее в Склиф, в ожоговый центр.
Чувствуя, что надежда узнать имя отца Риты тает, словно кусок сахара в горячем чае, я помчался в Склиф, нашел нужное отделение и врача, который подтвердил:
— Да, утром, около восьми, привезли неизвестную в крайне тяжелом состоянии.
— Ее зовут Неля Малышева.
— Год рождения и адрес знаете? — обрадовался доктор.
— Год рождения приблизительно… — назвал я. — Пишите и адрес.
— Можете сообщить родственникам?
— Похоже, она живет одна.
— Жаль, — приуныл врач, потом в его глазах появился хитрый блеск. — Вы гепатитом болели?
— Нет, — удивился я, — а что?
— Сдайте кровь, у нас не хватает, помогите больным.
— Ладно, — согласился я, — но только в обмен на просьбу.
— Какую?
— Узнайте о состоянии здоровья Ларисы Федотовой, поступила сюда вчера с инсультом.
— Не вопрос, — обрадовался доктор.
Через полчаса я имел полную информацию. Лариса помещена в отделение интенсивной терапии, речь к ней не вернулась, и совершенно неизвестно, вернется ли вообще. Более того, никто не может дать гарантии, что она останется жива.
С Нелей Малышевой поговорить тоже нельзя, она еще долго не сможет общаться с людьми, если вообще выживет.
Я сел в «Жигули» и расстроился. Находился в двух шагах от разгадки, и все, конец. Надо же случиться такому, может, вообще бросить это дело? В конце концов, кому какое дело, кто убил Риту… или Раю… Так кто попал под машину, Рита? Рая? И где оставшаяся в живых? Или погибли обе? Почему? Если девочек хотели просто поменять, зачем убивать обеих? Ну уж нет! Я стукнул кулаком по рулю. Вот что, разлюбезный Иван Павлович, вновь раскиселился, растекся лужей. Нечего ныть, работай. Внезапно в голове пронеслось: «Никогда не сдавайся». После неудачного покушения на ее жизнь, Нора повесила в спальне плакат: «Никогда не сдавайся».
— Только начну впадать в тоску, — объяснила она, — гляну на лозунг, и все, опять готова к жизненным битвам.
Я посидел в машине, а потом отправился в Воропаево. Железный петух-флюгер на калитке! Будем надеяться, что он еще вертится там с жутким скрипом.
Нынешняя зима намела горы снега. Даже в Москве высятся многометровые сугробы, а за городом вообще не проехать. На шоссе еще кое-как можно было пробраться, но, когда я повернул возле указателя «Воропаево», несчастный «жигуленок» мигом забуксовал. Пришлось вылезать и оглядывать окрестности. Перед глазами расстилалось девственно-чистое поле, огромный квадрат земли, покрытый снегом, никакого поселка не наблюдалось и в помине. Чуть впереди, если ехать по шоссе, виднелось недостроенное кирпичное здание. Больше никаких признаков жизни, вокруг только деревья.