Булат Окуджава. Вся жизнь – в одной строке
Шрифт:
Кстати, Майя Семёновна Суховицкая тоже хорошо помнит, как они уезжали на каникулы:
– И мы все стоим на этой вот дороге, где проходили машины, голосуем. В это время идёт завуч – у него только недавно ребёнок родился – и говорит:
– Вы в Москву?
– Да.
– Купите, пожалуйста, моему ребёнку соки!
Ну вот, похоже, не так уж и подводит память Булата Шалвовича, когда он в одном случае вспоминает масло, а в другом сок. Вероятно, директор, отпуская его на каникулы, попросил именно подсолнечного масла, а сок просил, оказывается, завуч.
Но
Накануне намечавшейся конференции москвичи позвонили на всякий случай в Высокиничи – вдруг отменят или отложат? И, к своей радости, услышали: да, конференция отменена, отдыхайте спокойно. Чем они с удовольствием и продолжили заниматься.
Действительно, районное совещание учителей было отложено. Отложено на 13 января, когда некоторые из вернувшихся из Москвы уже были уволены по статье за прогул, а самого беспокойного из них через день ожидал суд.
«Колхозная газета» освещала это знаменательное событие в жизни района – совещание, а не увольнение за прогул – в номере от 17 января 1952 года. (III)
В отчётном докладе об итогах работы школ за первое полугодие заведующая районным отделом народного образования К. М. Свирина рассказывала об успехах, достигнутых школами района. Высокиничской школы в этом ряду не оказалось. Далее докладчица перешла к «ещё имеющим место отдельным недостаткам», и вот тут-то как раз речь сразу пошла об интересующей нас школе:
Большой критике на совещании учителей была подвергнута работа Высокиничской средней школы, где не успевает 150 учащихся, из них более половины – по русскому языку.
Ай да Булат Шалвович, успел-таки за четыре месяца работы подкосить школу под самый корешок! Плохо усвоил товарищ Окуджава шамординские уроки… Нет, не один он, конечно, вредил на этот раз. Теперь у него были подельники. И главная из них – Майя Семёновна Суховицкая.
И учителем плохим не один он был. Вон и Прошлякову упомянули на учительском совещании за то, что, проверяя тетради, она пропустила какие-то синтаксические ошибки.
Здесь уже уволенная за прогул Суховицкая не удержалась и тоже выступила. И, в частности, ехидно заметила, что ничего нет страшного, если молодой специалист Прошлякова пропустила какие-то ошибки, проверяя тетради. Гораздо страшнее, что в своём приказе по школе директор Кочергин сделал столько-то орфографических и столько-то синтаксических ошибок. Вот на это следует обратить внимание!
Однако читаем освещение учительского совещания дальше:
Педагогический коллектив средней школы пополнился в текущем учебном году большим количеством молодых учителей, только что окончивших институты. Часть из новых учителей: Суховицкая, Окуджава и другие встали на путь игнорирования указаний со стороны руководителей школы, РОНО, а так же советов более опытных учителей. Самомнение, заносчивость, недобросовестное отношение к своим обязанностям –
«Самомнение, заносчивость, недобросовестное отношение к своим обязанностям… отдельных учителей» – это нехорошо, конечно, но что-то подсказывает, что отвечать за всё это придётся самому директору школы.
И в самом деле, в конце совещания выступил виновник «торжества» – директор Высокиничской средней школы Михаил Илларионович Кочергин. Он был до предела самокритичен:
В школе отсутствует дисциплина, слабо поставлена воспитательная работа, не налажена пионерская работа, нет единства в работе учительского коллектива…
Да, теперь уже и без ожидания комиссии из Москвы можно было предположить, что школу ждут серьёзные кадровые перемены.
И скоро, очень скоро осуществится, наконец, давняя мечта Михаила Илларионовича – уйти с ненавистной директорской должности. Вот только по-тихому не получилось, с почётом и благодарностями – тоже. Со скандалом придётся освобождать кресло.
Потому что наказанные москвичи не успокоились. В тот же вечер, когда состоялось районное совещание учителей, они собрались у Булата, сели возле «буржуйки» и стали писать коллективное письмо в райком партии.
Вдруг распахивается дверь, и в избу вваливается толпа детей.
Суховицкая вспоминает, как их напугали эти детишки:
– Был старый Новый год. И в это время распахивается дверь – и влетают ряженые. Мы даже не знали, что это такое. То есть по фольклору в институте мы учили, но в жизни мы этого не знали.
…Представляете, ватага детей, одетых в вывернутые наизнанку тулупы. И они начинают колядовать, что-то посыпать рисом или какой-то крупой. Первое движение было – назад, спастись от этого. Испугались, не поняли, что это такое. В конце концов они попрыгали-попрыгали и ушли.
Придя в себя после неожиданных гостей, учителя продолжили письмо.
Это письмо возымело действие. Через несколько дней всех девятерых, подписавших его, вызвали на бюро райкома. Вызвали по моде того времени – в час ночи. Кочергин тоже там был. «Подписантов» усадили в коридоре и вызывали по одному. Каждому выдвигали всевозможные обвинения. Даже совсем свежий проступок всплыл – они с детьми на старый Новый год ерундой занимались, колядовали, а это пережиток прошлого. А ещё и денег детям дали, а этого делать никак нельзя.
Это преступление найдёт отражение и в докладной записке завоблоно Сочилина министру просвещения РСФСР. Такую докладную он совсем скоро вынужден будет написать:
Под новый год по старому стилю совместно с Окуджава Суховицкая устраивает «карнавал» с учащимися, пьют вино, пляшут.
Празднование нового года по старому стилю и привлечение к этому учащихся Суховицкая объяснила тем, что это «свободная поэзия и остатки милой старины», а затем выходя из Райкома заявила: «Вы сами все пьянствуете, наряжаете ёлку. Это тоже пережитки капитализма».