Бурелом
Шрифт:
— Нет, я не состарюсь долго. — И перешел на серьезный тон: — Что значит старость? Для иных — обуза, для других полна оптимизма. — Кирилл Панкратьевич на какое-то время умолк, затем спросил: — Ты, кажется, давненько не была со своей аптечкой у наших ребят?
— Ездила на прошлой неделе. Все у них в порядке, больных нет, продукты им, как и раньше, доставляют сельчане. Вот только с оружием плоховато.
За последнее время приток дезертиров из колчаковской армии усилился и значительная их часть скрывалась в кочаринских и столбушенских лесах. Там же прятались от мобилизации
— Я сказала им, что Златоуст занят Красной Армией и ее передовые части подходят уже к Челябинску, — продолжала Галя и, помолчав, улыбнулась: — Ребята там нетерпеливые. При мне выпросили у Елены Ивановны, жены одного партизана, красный материал, сшили флаг и на нем сделали надпись: «Свобода! Да здравствует революция!» — теперь только ждут момента выйти с этим флагом из лесов. Верховодит там, как вы знаете, Даниил Волков, помощником у него Коля Аксенов.
— Ну что ж, Галя, пока наших сил маловато для серьезных операций, будем продолжать свое дело и помогать скорейшему приходу Красной Армии, — закончил Красиков.
После того как Челябинск был занят частями Красной Армии, поток белогвардейщины, отступая, захлестнул небольшой зауральский городок. На базарной площади, улицах, в жилых домах — всюду были видны колчаковцы. Беспрерывной лентой тянулись с запада на восток беженцы. Прошел через город Павловск и отряд мусульман Крапивницкого. Поручив командование одному из офицеров, Алексей подъехал к своему дому. Поспешно поднялся на крыльцо, толкнул дверь.
Старики с дочерью сидели за столом. После обычных объятий, поцелуев с родителями Крапивницкий повернулся к сестре:
— Здравствуй, красная гвоздика, — полушутя сказал он ей и протянул руку. — Цветешь? — оглядывая стройную фигуру Гали, заметил он.
Слабо улыбнувшись, Галя поздоровалась с братом.
За чаем Алексей говорил:
— Наше отступление временное. Сейчас в ставке верховного главнокомандующего разрабатывается план массированного удара на красных. Он начинается от берегов Тобола.
— На кого вы рассчитываете? — спросил отец.
Младший Крапивницкий пожал плечами:
— У нас есть резервы.
— Какие?
— Обширные территории Сибири, Дальнего Востока с богатыми людскими ресурсами.
— Эти ресурсы прячутся по лесам, оврагам и не хотят идти в армию Колчака, — заметила сидевшая за столом Галя.
— Прошу не вмешиваться в разговор с отцом, — холодно произнес Алексей.
Мать тревожно посмотрела на Галю и перевела взгляд на сына. Иван Михайлович поднялся из-за стола и заходил по комнате.
— Я считаю, что Галя права, — после некоторого раздумья сказал он.
— Папа, вы очень многое недооцениваете.
— Например?
— За нас крестьянство. Ведь вы хорошо знаете, что по своей натуре, укладу жизни, наконец, психологии, мужик всегда был и будет собственником, против чего и борются красные. Так за кем же он пойдет. Разве для того он пашню холил годами, свою лошадь, которую вырастил жеребенком, чтобы отдать
— Неправда! — Галя вскочила на ноги. — Неправда, — повторила она еще раз. — Крестьянин никогда не откажется, если к клочку земли, которую он обрабатывает, советская власть даст ему обширное поле пахотной земли, где бы он мог приложить свои трудовые руки. Собственник? Да, до поры до времени. Когда ему будет предоставлена полная свобода быть хозяином своей земли, понятие о собственности будет иное и его психология изменится.
— А-а, — махнул рукой Крапивницкий. — Это одни лишь красивые слова, рассчитанные на простаков. Каждому своя рубашка ближе к телу.
— На простаков, говоришь? — Лицо Гали вспыхнуло. — Ты хорошо знаешь, что эти простаки, полуголодные, полураздетые, гонят вас, одетых в чужие мундиры, с чужим оружием в руках, все дальше и дальше с родной земли. И что эти простаки гибнут в колчаковских застенках во имя светлого будущего.
— Молчать! — Алексей сделал резкое движение к Гале.
— Ты здесь не на ротном ученье, русский офицер в английской форме! — Хлопнув дверью, Галя ушла в свою комнату.
— Нельзя так, Алексей, — заговорил мягко отец. — Галя уже взрослый человек, и надо считаться с ее мнением, уважать его.
— Зачем меня упрекать в том, что я одет в английскую форму? Я на военной службе, и у меня свой взгляд на политику.
— Тем более, значит, ссориться не надо. Есть выражение: Юпитер, ты сердишься, значит, не прав!
— Папа, я повторяю, у меня свой взгляд на политику, — отозвался Алексей и повесил голову. — Мне пора, — Алексей поднялся на ноги. — Прощайте. — Обнял мать, отца. Постоял в раздумье у дверей Галиной комнаты и, глубоко вздохнув, вышел.
Старики приникли к окну. Алексей подошел к коню, потрогал подпругу, обвел глазами дом, постройки и, вскочив в седло, рванул коня за повод.
Старая Крапивницкая, уронив голову на плечо мужа, затряслась от рыданий. Иван Михайлович нежно погладил ее седые волосы и, превозмогая душевную боль, произнес с усилием:
— Может, вернется.
На землю спускался сумрак. В его мягкой полутьме были видны две старческие фигуры, молчаливо стоявшие у окна.
В соседней комнате за закрытой дверью, уткнув голову в подушку, плакала Галя. Она жалела брата.
ГЛАВА 32
В августе командование включило бывший полк имени Шевченко, или, как он теперь назывался, полк имени В. И. Ленина в состав Чапаевской ударной группы. В бою под селом Вознесенским на Актюбинском фронте Прохор Черепанов был ранен и эвакуирован в полевой госпиталь на станцию Ак-Булат. Там заболел тифом и провалялся целый месяц на больничной койке. Когда пришел в сознание, услышал тяжелую весть, что командир полка Степан Пацик был убит в бою и похоронен в Оренбурге. К огорчению Прохора, его признали негодным к военной службе. Придерживая на перевязи кисть левой руки, он уехал в Косотурье. Дня через два встретился с Красиковым. После взаимных объятий и расспросов, о здоровье, Кирилл Панкратьевич сказал: