Бутафория
Шрифт:
— Странно, раньше-то она тебе не платила, — рассуждаю я с намёком.
— Не платила, — соглашается Вильям.
— Что же изменилось? Почему ты…
— Нура, давай забудем о Вильде, — затыкает меня Магнуссон. — Я попытался вежливо отказать этой девушке, и она начала предлагать мне интим за деньги. Мне хотелось бы закрыть эту тему. В смысле… почему она вдруг решила, что я продаюсь за деньги?
Сколько можно меня перебивать?
— А за что ты продаёшься? — я с интересом смотрю Вильяму прямо в глаза. Мы останавливаемся прямо у его гаража.
— Магнуссоны не продаются, — он вальяжно фыркает, трясёт головой, чтобы убрать волосы с лица, и глушит мотор.
Не продаются. Ну конечно. Именно поэтому ты намекнул мне о том, что мне стоит заплатить за ночь в этом доме?
Никогда не была здесь в дневное время суток. Оказывается, в гостиной очень светло. Огромные окна в пол освещают всё помещение, даже дополнительных светильников не нужно. Бледно-серые стены отлично гармонируют с тёмно-коричневым мягким ковром возле огромного дивана. Здесь всё такое… светлое. Почти в одном тоне.
— Твоя комната наверху. Вторая дверь справа, — говорит Вильям, направляясь на кухню. Я в свою очередь решаю посмотреть, где буду спать, и ноги сами несут меня на второй этаж. Здесь действительно очень красиво. Но кто за всё это платит?
— А где твоя семья? — прикрикиваю я, продолжая шагать по лестнице.
— Отец живёт в Нью-Йорке, а мать умерла, когда мне было двенадцать. По крайней мере, отец так сказал. Мама просто куда-то исчезла, когда я был в школе. Она просто не вернулась домой.
Я резко останавливаюсь, услышав шаги на первом этаже. Моё тело разворачивается к парню, я замечаю грустное выражение на его лице.
— Сочувствую, — надеюсь, моё тихое блеяние долетело до ушей Магнуссона.
— Тебе помочь донести вещи? — спрашивает Вильям.
— Нет, спасибо.
Очутившись на втором этаже, я проплываю мимо туалета. Того самого помещения, где я увидела, как Вильям занимается сексом с Вильде. Нужно постоянно напоминать себе о том, чтобы я и близко не подходила к той раковине, на которой Вильде сидела своей задницей. Раковины ведь предназначены совсем для другого. Мельком заглянув в уборную, я вспоминаю, как Вильде пыталась притянуть Вильяма за голову к себе поближе.
Яркие картинки вспыхивают в моём сознании. Парень, как ни странно, упрямо отпирается от максимальной близости, когда нос и губы соприкасаются с партнёром, когда во время секса шепчешь какие-нибудь слова. Почему же со стороны мне кажется, будто Вильям и вовсе этого не хочет?
Затем я вспоминаю своё колоссальное фиаско, когда вместо того, чтобы уйти, я просто напросто выворачиваюсь наизнанку на глазах у этих двоих. Дверь в ванную комнату с грохотом закрывается, я резко сворачиваю вправо и захожу в апартаменты, которые Вильям назвал «моей комнатой». Здесь довольно-таки неплохо. Опять-же светлая комната, только здесь окна не такие огромные, и они завешаны тёмно красной полупрозрачной занавеской. Обои белые, на одной из стен в полный рост изображен Тауэрский мост (Лондон). Сразу видно, что в этой комнате Вильям бывает максимально редко. Кровать недостаточно большая для его двухметрового роста. К тому же, думаю, Вильям спит на двухспальной. Эта же односпальная. Кто жил здесь раньше? Может, его отец? Или сюда Вильям отводит своих пассий после того, как… интересно, а они остаются на ночь в этом доме? Я понимаю, что в этой комнате толком никто не ночует. Сюда даже заходят редко. Вернее, можно сказать, вообще никогда. Спросите, как я это узнала? Да просто напросто почувствовала. Интуиция, или предчувствие, можете называть, как хотите. В некоторых местах даже пыль скопилась, а кровать так идеально застелена, что мне хочется просить у неё
Всё-таки, здесь очень красиво, спорить не буду. Но жить в такой комнате я бы не стала. Попахивает фальшью, аристократичностью. Это не моё. Мне по душе маленькие уютные комнатки, где стены могут быть завешаны моими записками, а на кровати лежит белое покрывало в ромашку.
Быстренько разложив свои вещи, я решаю спуститься на первый этаж и приготовить что-нибудь съедобное. С утра я больше ничего не ела, поэтому желудок с жалобным нытьём и диким скручиванием даёт о себе знать. На часах половина пятого. Пора обедо-ужинать. Поздний обед, ранний ужин. Чёрт, Нура, нужно начинать нормально питаться. Ты ведь худая, как щепка, тебя скоро ветром начнёт сдувать. Сиськи нулевые, ноги нулевые, и мозг, кажется, тоже нулевой, раз ты так хреново жрёшь.
Веселым шагом, рассуждая о том, какая же я идиотка в плане неправильного питания, моё тело спускается на первый этаж. Вильям шарится в холодильнике в поисках чего-то съедобного.
— Я могу что-нибудь приготовить, — уверяю парня я, как только вхожу на кухню.
— Что можно приготовить из молока, четырёх яиц и…
Вильям замирает в холодильнике. Может, вспоминает название продукта, а может, он там просто напросто замёрз.
— Из этих продуктов можно приготовить себе поход в магазин, — с сарказмом говорю я, присаживаясь за стол.
— Я позвоню своему приятелю, он привезёт всё необходимое, — ворчит Вильям, немного покраснев.
— Пенетраторы у тебя на побегушках? — смеюсь я.
— Молчала бы, мисс-украду-телефон-ради-Вильде.
На этой фразе я решаю благополучно заткнуть свой рот. Вильям наливает мне стакан молока и я вижу на холодильнике пачку с шоколадными хлопьями. Задница подрывается со стула, и я рывком хватаю картонную коробку и с наслаждением слушаю, как хлопья сыпятся в тарелку. Всё это я заливаю холодным молоком прямо из стакана, а затем встречаюсь с холодным взглядом Вильяма.
— Что? Твой друг пока привезёт продукты, я сдохну с голода, — говорю я с набитым ртом.
— Очень мило, — кривится Вильям и наливает себе стакан воды. Затем он куда-то уходит, оставляя меня одну. Быстренько доев свои ни на каплю не размягчённые хлопья (молоко-то холодное), я решаю проследить за парнем. Магнуссон стоит в дверном проходе, смотрит на улицу. Дым кубарем валит из сигареты, которую парень держит в руке. Я невольно задумываюсь, что это за сигареты такие. Моя мать курит тонкие. Ну, она начала злоупотреблять курением после того, как отец ушёл из дому.
— Вильям, — тихо зову я. Он не слышит. Может, делает вид, что не слышит. На улице уже начинает темнеть, поэтому я решаю подняться в свою комнату. Неплохо было бы принять душ, хоть мне и страшно раздеваться дальше джинсов и свитера в этом доме. Я быстренько раздеваюсь, впрыгиваю в пижамные штаны и футболку, как тут до ушей доносится стук в дверь.
— Чего тебе? — бурчу я, думая о том, как громко будет смеяться Вильям, увидев меня в таком прикиде.
Дверь резко открывается, и я начинаю краснеть. Парень медленно подходит ко мне, разглядывая эту нелепую одежду. Мои ноги не двигаются, они приросли к паркету, как и в тот самый день, когда Вильям узнал о том, что я украла его телефон. Когда он унизил меня перед всей школой этим своим вшивым плакатом с дурацкой надписью. Как и тогда, я не могу даже пальцем пошевельнуть. Ноги не слушаются. Тело приросло к одной мёртвой точке.