Бувар и Пекюше
Шрифт:
От силы пара прибор взорвался, в частности потому, что шлем скреплен был болтами с кубом.
Пекюше сразу же присел на корточки за чаном, а Бувар повалился на табурет. Десять минут оставались они в этих позах, не смея пошевельнуться, бледные от страха, посреди осколков. Когда к ним вернулся дар слова, они спросили себя, в чем причина столь многих неудач, особенно последней? И ничего не понимали кроме того, что чуть было не погибли. Пекюше сказал в заключение такую фразу:
— Может быть, это происходит оттого, что мы не знаем химии.
III
Для
Их делят на металлоиды и металлы; это различие «отнюдь не абсолютно», говорит автор. То же относится к основаниям и кислотам, потому что «одно и то же тело может вести себя и как кислота и как основание, смотря по обстоятельствам».
Это замечание показалось им странным. Кратные отношения смутили Пекюше.
— Если молекула тела А, допустим, соединяется с несколькими частями В, то мне кажется, что эта молекула должна делиться на столько же частей; но если она делится, то перестает быть единой, первоначальной молекулой. Словом, я не понимаю.
— Я тоже, — говорил Бувар.
И они прибегли к более легкому сочинению Жирардена, из которого почерпнули уверенность, что десять литров воздуха весят сто граммов, что в состав карандашей не входит свинец, что алмаз не что иное, как углерод.
Больше всего поразило их то, что земля, как элемент, не существует.
Они прочитали кое-что о паяльной трубке, золоте, серебре, о щелоке для стирки и о лужении кастрюль. Затем без всяких колебаний Бувар и Пекюше окунулись в органическую химию.
Какое чудо! В живых существах обнаруживаются те же вещества, из каких состоят минералы! Тем не менее они почувствовали своего рода унижение от сознания, что в их телах содержится фосфор, как в спичках, альбумин, как в яичных белках, и водород, как в фонарях.
После красок и жиров речь пошла о брожении.
Оно послужило переходом к кислотам. Тут их опять смутил закон эквивалентов. Они постарались осмыслить его посредством атомной теории — и окончательно запутались.
Чтобы все это постичь, надо бы, по мнению Бувара, иметь приборы. Расход был бы значителен, а они и так уж слишком поиздержались.
Но доктор Вокорбей, несомненно, был в состоянии их просветить.
Они появились во время приема.
— Господа, я вас слушаю! Чем вы больны?
Пекюше ответил, что они здоровы, и, объяснив цель визита, сказал:
— Мы хотим, во-первых, понять высшую атомность.
Врач густо покраснел, затем осудил их желание изучать химию.
— Я не отрицаю ее значения, поверьте! Но в наше время ее суют повсюду! Она оказывает на медицину плачевное влияние.
И зрелище окружающих предметов подтверждало вескость его слов.
На камине валялись бинты и пластыри. Ящик с хирургическими инструментами стоял посреди письменного стола, таз в углу был наполнен зондами, а у стены находилась модель человека
Пекюше поздравил доктора с ее обладанием.
— Анатомия, должно быть, прекрасное занятие?
Г-н Вокорбей стал рассказывать, какое удовольствие получал он в прежнее время от вскрытий; и Бувар его спросил, каковы соотношения между внутренностями женщины и мужчины.
Желая их удовлетворить, врач вынул из библиотеки анатомический атлас.
— Возьмите его с собою! Вам дома будет удобнее рассмотреть.
Скелет удивил их выступающей челюстью, глазницами, ужасающей длиною рук. Им не хватало пояснительного текста; они снова пошли к Вокорбею и по руководству Александра Лота изучили строение костяка, поражаясь спинному хребту, который, как сказано там, в шестнадцать раз крепче, чем если бы творец создал его прямым.
Почему именно в шестнадцать раз?
Запястные мускулы привели в уныние Бувара; а Пекюше, ревностно изучая череп, упал духом перед клинообразной костью, несмотря на то, что она похожа на «турецкое седло».
Что до сочленений, то их скрывало чрезмерное количество связок, и они занялись мышцами.
Но прикрепления было неудобно находить, и, дойдя до позвоночных отростков, они бросили читать дальше.
Пекюше сказал тогда:
— А не взяться ли нам снова за химию, хотя бы только для того, чтобы употребить на пользу лабораторию?
Бувар запротестовал, и ему как будто припомнилось, что в качестве учебных пособий для жарких стран фабрикуются искусственные трупы.
Он написал Барберу, и тот снабдил его нужными сведениями. За десять франков в месяц можно было иметь одну из моделей г-на Озу, и через неделю почтальон из Фалеза выгрузил перед их воротами продолговатый ящик.
Взволнованные, они перенесли его в пекарню. Когда доски были сняты, выпала солома, соскользнула папиросная бумага, появилась модель.
Она была кирпичного цвета, без волос, без кожи, и пестрила бесчисленными жилками, синими, красными и белыми. Это совсем не было похоже на труп, а скорее на весьма безобразную, очень чистую и пахнущую лаком игрушку.
Они сняли грудную клетку и увидели легкие, напоминавшие две губки; немного в стороне — сердце вроде большого яйца, грудобрюшную преграду, почки, весь кишечник.
— За работу! — сказал Пекюше.
Весь день и вечер ушли на это.
Они оделись в халаты, как студенты в анатомических театрах, и при свете трех свечей разнимали картонные части. Вдруг раздался удар кулаком в дверь. «Отворите!»
Это был г-н Фуро в сопровождении стражника.
Хозяева доставили себе удовольствие показать Жермене покойничка. Она тотчас же побежала с этой новостью к бакалейному торговцу, и все село решило, что они укрывают в своем доме настоящего мертвеца. Фуро, уступая народному волнению, явился удостовериться в происшедшем. Любопытные собрались во дворе. Когда Фуро вошел, модель лежала на боку, мышцы лица были вынуты, и чудовищно выпуклый глаз производил жуткое впечатление.