Были два друга
Шрифт:
– Вы простите меня, Дарья Алексеевна, что нагрянул не вовремя, - сказал Брусков. Лицо его было озадачено и печально.
– Что вы заладили, простите, простите. Вот и хорошо, что нагрянули.
– Даша улыбнулась ему сквозь слезы. В ее улыбке было что-то горькое и непонятное.
Брусков опустил на пол мальчика.
– Как-то все получается странно… Да, очень странно и непонятно. Спокойной вам ночи, Дарья Алексеевна.
– Он холодно посмотрел на Дашу, поклонился и направился к двери.
Даша, покусывая губы, молча смотрела на него. Мальчик бросился вдогонку Брускову, поймал его
– Дядя Володя, вы уже уходите? Не уходите. Я хочу сказку.
Брусков остановился, провел рукой по мягким волосам мальчика.
– Милый мой малышок! Сказок я не знаю.
И Брусков скрылся за дверью. Даша долго прислушивалась к его шагам по лестнице, потом на тротуаре. С минуту она стояла посреди комнаты, думая о том, как слепы мужчины, одержимые страстью. Никто из них не потрудился заглянуть ей в душу. Горло сдавили рыдания, в глазах потемнело. Даша вяло опустилась на стул.
– Мама, ты опять плачешь?
– Нет, мой мальчик, я не плачу. Я так просто.- Она вытерла пальцами слезы, попыталась улыбнуться.
– Это все дядя чужой.
– Не смей так о нем…
Даша положила на стол голову и заплакала. «Теперь все кончено, - думала она.
– Зачем же я столько ждала? Прав Брусков: все получается странно и непонятно…»
ГДЕ ЖЕ ЛОГИКА?
Заложив руки в карманы, Николай возбужденно ходил по комнате, стараясь осмыслить все то, что час назад произошло в комнате Даши. Что же произошло? Когда он вошел к ней, она растерялась, даже испугалась. В ее глазах он прочел суровое: «Зачем ты пришел ко мне?!» Но вместе с тем она будто обрадовалась. С ее лица наконец спала маска непроницаемости. Растерянность сменилась неприязнью, потом сомнением и колебанием, словно она намеревалась сказать ему что-то значительное, но не решалась. Когда он обратил внимание на ее сына, взял его на руки, с Дашей произошло что-то непонятное. Глаза ее вспыхнули ненавистью, и вся она преобразилась. Когда-то Даша была доверчивой и ласковой, он никогда не замечал в ней резкости, упрямой настойчивости. Ну, пусть не любит, можно ведь объясниться более спокойно.
Теперь Николаю казалось, что разгадку непонятного поведения Даши надо искать в ее ребенке. «Неужели это мой сын?
– думал Николай.
– Почему же все эти годы она скрывала все от меня? Не было ли ее замужество ширмой? А может быть, она и замуж вышла ради ребенка? Возможно, она и ненавидит меня за то, что я причинил ей столько страданий?»
Перед глазами стояло испуганное лицо мальчика. Принесла же нелегкая этого Брускова! Николай пришел к Даше, полный решимости выяснить все, что волновало, мучило его столько лет. Догадка, что он искалечил жизнь девушке, приходила и раньше. Но почему же Даша об этом не хочет сказать прямо?
Сколько ни думал Николай, прийти к чему-нибудь определенному не мог. Даша по-прежнему оставалась для него загадкой.
Он пытался разобраться в своих чувствах к Даше. Да, он любил ее. Но она предпочла другого. Для него это было тяжелым ударом. Николаю тогда казалось, что с потерей Даши он потерял способность радоваться, весь мир будто померк перед его глазами. В душе долго жила застарелая боль.
И вот они встретились с Дашей теперь уже взрослыми. При первой встрече Даша разбудила в нем не только радостные воспоминания, но и хорошие юношеские чувства и мечты. Но каждая встреча оставляла в душе горький осадок.
Сегодня Николай узнал и другое, не менее тяжелое для себя: Даша любит Брускова. Возможно, у них дело идет к женитьбе. Отсюда и холодность, резкость и нервозность Даши. Он представил себе небольшую, очень милую комнату. На столе цветы. Брусков сидит за столом, не сводит влюбленных глаз с Даши… Николай невольно охнул от подступающей к сердцу боли…
«Видно, я такой неудачник», - думал он, продолжая ходить по комнате. Из черной овальной рамки ему улыбалась белокурая девушка. К чему это? Она любит своего мужа, у нее есть дети. Имел ли он право на эту любовь? И какой был смысл ему столько лет безнадежно любить жену своего товарища?
Была ли это любовь? Была! Но с годами она перешла в дружбу. А портрет в траурной рамке? Это память о неудачной и грустной любви, как веточка с пятью еловыми шишками. Эти две реликвии, каждая по-своему дорога для него, столько лет мирно уживались между собой. Сейчас он почувствовал, что простая еловая веточка для него дороже изящной миниатюры…
И снова мысли возвращались к Брускову. За время совместной работы над проектом поточной линии механического цеха они еще больше поняли друг друга. Они стали хорошими товарищами. Брусков прежде всего интересный человек, культурный, образованный инженер. Николай дорожил дружбой с ним. Теперь между ними встала женщина. Выдержит ли их дружба это испытание?
Николай снова принялся нервно ходить по комнате. Посмотрел на часы. Было начало десятого.
В коридоре раздался звонок. Вскоре послышались твердые мужские шаги. Стук в дверь.
– Да!
– ответил Николай.
Дверь открылась, в нее просунулся Брусков, держа в руках трубы свернутых чертежей. Лицо его было мрачно. Охваченный тревожным предчувствием, Николай молча смотрел на него.
– Пришел сказать, что я вам больше не соавтор.- Брусков положил на стол чертежи и папку с расчетами.
– Это почему же, Володя!
– удивился Николай.
– И к чему это «вы»?
– У меня свои принципы. Работать вдвоем над проектом - это хорошо, но любить женщину… - Брусков развел руками.
– И какой следует из этого вывод?
– спросил Николай, печально глядя на Брускова.
– Я вам больше не соавтор, - ответил тот.
– Не думал я…
– Мне теперь неинтересно, что вы думаете обо мне, - буркнул Брусков, закуривая папиросу.
«Будто все сговорились против меня», - в досаде подумал Николай.
– Прощайте!
– Брусков поклонился, приложив правую руку к груди.
– Подожди, Володя.
Брусков, держась за ручку двери, повернул голову.