Было записано
Шрифт:
[3] В поэме «Валерик» поэт описал смерть капитана. Но у куринцев было убито всего двое: поручик Яфимович и прикомандированный ротмистр Розенштерн. Штабс-капитан Барков был ранен. Вряд ли, солдаты стали бы оплакивать незнакомого офицера — только своего, куринца. Все прочие были для них «немцами», пришлыми и недостойными уважения и слез.
Глава 5
Коста. Черноморское побережье — Тифлис, сентябрь-октябрь 1840 года.
На исходе лета я
— Не знаю, что и делать, — жаловался усердный старик. — Обложили нас убыхи.
Наш разговор прервался, не успев и начаться. От реки в сторону крепости полетели артиллерийские снаряды.
«Вот и вылезли на свет божий пушки, которые князь Берзег утащил из Вельяминовского укрепления в начале марта».
Больше сотни ядер достались земляным насыпям и казармам. Гарнизон прятался по щелям, не смея высунуть голову. Положение спасла жена коменданта. Отважная женщина вышла на вал и, укрываясь зонтиком и обмахиваясь веером, стала прогуливаться под ядрами и пулями. Убыхи обалдели. Прекратили стрельбу. Крепость устояла[1].
— Вы обратили внимание, господин подполковник, как изменились методы войны, применяемые черкесами, особенно, убыхами?
— Как тут не заметить, когда над головой снаряды летят!
— Дело не только в снарядах. Князь Берзег изменил организацию своего войска. Ввел командиров отдельных отрядов. Я все это имел несчастье наблюдать своими глазами изнутри.
— Мы люди маленькие, господин штабс-капитан. Пусть генералы голову ломают, что и как делать.
Я был категорически не согласен со столь привычным для николаевской армии подходом. Все дни вынужденного простоя в крепости я готовил доклад на имя Коцебу, рассчитывая, что его положения будут доложены начальником штаба ОКК генерал-адъютанту Граббе или еще выше, в Петербург.
Я закончил свой доклад на борту парохода и передал его капитану для отправки в Тифлис. Мы подплывали к порту во владениях князя Гечь. Там была назначена важнейшая встреча, которую я втайне готовил всю вторую половину лета, сделав Коркмаса своим представителем в Джигетии и Абхазии. Он четко выполнил все мои инструкции. Связался с владетельным князем Абхазии Михаилом, передав ему мою просьбу стать посредником в переговорах с его соседями. Объездил всех джигетских князей. Не все согласились, но наметились явные подвижки.
На встрече обещались быть от джигетов три князя — Аслан-бей Гечь, Аридба и Цанбаев, от абхазов — владетель князь Михаил и его верный пес, старик Кацо Маргани, и даже от убыхов — брат Курчок-Али, князь Хасан. Что ждать от последнего, я не знал. С Арибда у меня могла вспыхнуть ссора, как и с Кацей Маргани, отношения с которым не заладились с первой встречи. Но
Следовало признать, моей особой заслуги в этой встречи не было. Я лишь ее предложил. Все остальное организовал князь Михаил. И, видимо, приструнил заранее и Аридбу, и Кацу. Они хоть и зыркали на меня сердито, но в руках себя держали. Переговоры прошли спокойно. Договорились, что в следующем году встретимся в укреплении Святого Духа и князья подпишут присягу[2].
— Ты, оказывается, не горец, а русский офицер. Нет между нами вражды, коль ты чужак, — напыщенно попрощался со мной Маргани, посмотрев сердитым оценивающим взглядом на невозмутимого, обвешенного оружием Коркмаса, стоявшего за моей спиной.
Новоиспеченный уздень князя Гечь и прапорщик русской службы (я-таки выбил ему и титул, и звание, а кумык с достоинством принял и то, и другое) посматривал с усмешкой на коренастого и крепкого, несмотря на почтенный возраст, Кацу. Старик старался молодиться. Я и сам с трудом чуть не расхохотался, глядя на его розовые усы: он их подкрашивал краской, выбрав столь нелепый оттенок. Но сдержался. Раскланялся, высказав все положенные старшему любезности.
— Не слушай старого дуралея, — подмигнул мне князь Хасан, когда мы остались одни. — Вражды у него нет, скажет тоже… Знай, зла на тебя из-за брата не держу.
— Я отомстил его убийце.
— Я в тебе, Зелим-бей, не сомневался!
— Больше не Зелим-бей. Штабс-капитан Варваци.
— А мне по душе старое прозвание твое. Мой дом все еще открыт для тебя! Маршаний из Ачипсоу тебе привет также передал.
Подумать только! Шапсугия для меня закрылась, а в Джигетии и даже среди убыхов остались друзья. Это может быть полезно для будущего.
Так и рассказал начальнику штаба Корпуса, когда докладывал результаты своих летне-осенних миссий. Мы встретились в Тифлисе. Там на 8-е ноября было назначено большое совещание с участием всего руководства ОКК и военного министра графа Чернышева, собравшегося для такого случая прибыть в Грузию из Петербурга.
— Считаю полезным ваше участие в совещании, господин штабс-капитан, — проявил редкую для него любезность «крошка» Коцебу. — Соберется все руководство ОКК. Будут решать, как вести войну дальше.
Вот он мой шанс! Шанс раскрыть глаза людям, от которых зависит принятие судьбоносных решений. Лишь бы не профукать его, лишь бы найти верные слова. Хватит лить на Кавказе кровь понапрасну. Не может просто так кануть в Лету подвиг капитана Лико и рядового Осипова! А с учетом того, что до 8 ноября оставалось чуть больше месяца, у меня был хороший запас по времени, чтобы все тщательно обдумать и подготовиться.