Было записано
Шрифт:
Мартынов помрачнел. Он, и правда, в свою бытность в Петербурге уверял всех подряд, что добьется орденов и чинов. Высокий, красивый блондин в гвардейском мундире, он нравился дамам, красиво пел романсы и грезил о выдающихся успехах. Увы, на Кавказе с продвижением по службе не ладилось. Никак ему не удавалось отличиться, чтобы получить внеочередное повышение.
— Попепели свои кудри и усам не завидуй! В отличие от тебя, я могу похвалиться орденом и медалью, — желчно отозвался самолюбивый ротмистр[7].
Уязвлённый поручик смолчал. Крыть было
— Смотрите! — прервал пикировку приятелей Дорохов. — Горцы выскочили из леса и бегут к аулу. Отрежем их от леса!
— Я с вами! — закричал Лермонтов, выхватывая шашку.
Уж кому-кому, а воспитаннику гвардейского гусарского полка сам Бог велел принять участие в кавалерийской атаке.
Оба отряда — и башибузуки Руфина, и казаки Мартынова — понеслись наперерез пешим чеченцам, стремившимся в Шали. Горцы рассчитывали проводить русские колонны ружейными залпами, но сами попали под удар. Среди горящих саклей началась потеха. Позже в военном журнале дежурный офицер записал: «Владикавказского казачьего полка юнкер Дорохов бросился на него (неприятеля — авт.) с командою охотников и, поддержанный линейными казаками, под начальством состоящего по кавалерии ротмистра Мартынова, отрезал ему дорогу и, преследуя в деревне среди пламени, положил на месте несколько человек».
… 10-го октября отряд Галафеева двинулся к аулам Саит-Юрт и Автуры, разорив накануне пять хуторов и одно селение. Жители успели спасти скот, угнав его в лес, но запасы хлеба и сена были уничтожены. Шамиль продолжал уклоняться от боя. Галафеев был уверен: скоро все жители Чечни начнут укорять имама в бездействии и судьба восстания будет быстро решена.
Войска уже подходили к Саит-Юрту, как люди Дорохова донесли: в лесу перед селением, в глубокой балке, ждет засада.
— Трудно будет выбить оттуда горцев без продолжительной артиллерийской подготовки, — отчитался Руфин.
— Маневр решает все! — откликнулся командовавший авангардом полковник Фрейтаг.
Он приказал своим батальонам вступить в лес под грохот барабанов и вообще производить побольше шума, не спускаясь в овраг, который тянулся через всю чащобу. Маневр удался как нельзя лучше. Чеченцы испугались, что их самих отрежут. Не оказывая сопротивления поспешили очистить лес. Саит-Юрт был захвачен и предан огню.
Между ним и аулом Автуры лежала густо заросшая кустарником непролазная чаща, через которую можно было с большим трудом продраться лишь редкой цепью. Подобие дороги пересекала заболоченная низина с оврагом. Мост через него был разрушен.
— Идеальное место для засады, — буркнул Галафеев.
Наученный Валериком, он побаивался двигаться через чащу без разведки.
Отряд Дорохова устремился к лесу, обходя разворачивающиеся цепи куринцев.
«Нашел место и время!» — чертыхнулся Вася, оглядываясь на скаку.
В ту же минуту юнкер вскрикнул от боли. Пуля пробила ему ногу, пролетев под самым лошадиным брюхом.
Девяткин развернул скакуна. Подскакал к раненому Руфину.
— Хватайся! — унтер протянул руку.
Дорохов вцепился. Перевалился через луку. Вася погнал коня в сторону горевшего аула.
— Ну, как же так, Руфин Иванович? Как же так?! — причитал он. — Так глупо попались!
Доставленный к отряду Дорохов не выглядел расстроенным. Напротив, сидел на барабане и с хитрой улыбкой поглядывал на хлопотавшего над его ногой Девяткина.
— Вот я и отвоевался, Безбашенный.
— Нарочно что ль подставились, Вашбродь? — сердито буркнул Девяткин.
Престарелый юнкер промолчал. Улыбка не сходила с его уст, несмотря на беспокоящую ногу рану. Он внимательно смотрел, как входят русские цепи в лес и скрываются за деревьями. Они, эти лесные великаны, словно бездушное чудовище, проглатывали все новые и новые батальоны, которые растягивались и теряли друг друга из виду.
Когда голова колонны добралась до заболоченной поляны в глубине леса, раздался чеченский гик и ружейный залп. Горцы повалили со всех сторон в надежде поквитаться за аулы и уничтоженный хлеб. Скрытно подбирались на расстояние до семи шагов, разряжали винтовки и пистолеты в урусов и бросались в шашки на потерявшие друг друга из виду части. Лес наполнился звоном стали, криками раненых. Стрельба и рукопашная продолжались полтора часа.
— Куринцы, не плошай! — раздался зычный голос Фрейтага, бросившегося на врага.
Куринцы не плошали. И командира своего обогнали.
— Не пустим тебя, Роберт Карлович, — кричали ему солдаты. — Наше дело идти перед тобой и тебя оберегать, нече нам указывать дорогу, сами найдем. Не впервой нам зубами грызться с чеченцем.
Лишь опытность куринцев спасла положение. Они в лесах не терялись и уже безоговорочно верили — после валерикского дела — в своего командира. Его хладнокровие и умение руководить боем, вовремя приходить на помощь тем, кто в ней нуждался, снова вытащили полк из ада.
— Проучили штыком чеченца! — Фрейтаг был доволен и собой, и своими людьми.
В ответ куринцы, собираясь в плотную походную колонну, грянули:
С нами Бог, и Фрейтаг с нами!
Кто ж нас может устрашить?
К громкой славе путь штыками
Мы сумеем проложить…
Разорив аул и ближайшие хутора, отряд возвращался в вагенбург. Больше выстрелов не было. Галафеев был мрачнее тучи. Снова его подловили бешеные чеченцы.
— Больше ста человек убитыми и ранеными! Как я объясню Граббе сей афронт? А все разведка! Как не вовремя выбыл Дорохов! Что же теперь делать с его отрядом?!