Было записано
Шрифт:
Шамиль только этого и ждал. Сам укрылся в окрестных лесах, а Ахверды-Магома в составе большой конной партии помчался к Моздоку. 29 сентября, пока войска Галафеева вступали в Гременчуг, дерзкий чеченский набег, не встречая сопротивления и разделившись на четыре отряда, начал переправу через Терек под прикрытием густого тумана, используя захваченный паром. Нападению подверглись Батрач-Юрт, аул князя Бековича, Луковская и Павлодольская станицы и разжиревший, позабывший об опасности Моздок, сонный провинциальный, но стратегически важный город, набитый армянскими лавками и серебром.
Жители и подоспевшие казаки дрались
Ахверды-Магома торопился обратно к Шамилю. Он был доволен. Хотя добыча, если бы удалось захватить Моздок, могла быть куда больше, своей цели он добился. Теперь урусы не смогут чувствовать себя в безопасности на всем Левом фланге Кавказской линии — от Владикавказа до Каспийского моря. А еще наиб вез особый подарок для имама — красивейшую девушку Востока, когда-либо им встреченную. Чеченцы захватили на дороге, ведущей к Ставрополю, семейство богатого купца московской третьей гильдии Улуханова. Он по обычаю армян-торговцев в обороне Моздока участия не принял. Лишь прятал добро по подвалам, а десять своих домочадцев отправил на свою беду на удаленный хутор. Вот они и попались. Среди них оказалась юная девушка.
Никогда Ахверды-Магома не видел губ прекраснее, волос шелковистее, а лица белее.
— Кто ты? — спросил он пораженно.
— Я Анна! Отпусти меня: отец заплатит за меня любые деньги.
— Нет, пэри! Тебя ждет иная судьба! За ангелов денег не берут!
Девушка зарыдала.
— Я христианка! Как я могу быть с вами — с фанатичными мусульманами?
— Стерпится — слюбится, — загадочно ответил наиб[4].
Галафеев еще не знал о случившимся несчастье. Он отвел свои войска от Гременчуга на несколько верст и приступил к строительству вагенбурга. Копировал тактику генерала Вельяминова — создать укрепленный лагерь, укрыть там все тяжести обоза и из него совершать набеги в разные стороны, чтобы нанести неприятелю как можно больший урон. 2-го октября люди Дорохова от захваченного пленного узнали, что Ахверды-Магома со своими людьми вошел в Гременчуг. Генерал приказал выступить до рассвета и напасть на аул с первыми лучами солнца.
Подходившие русские цепи обнаружил чеченский часовой. Раздался выстрел. В ответ загремели уже развернутые на позициях орудия. Куринцы бросились на аул и быстро захватили селение. Кавалерия под командой князя Голицына обошла аул справа и мешала отступлению растерявшихся горцев. Но Ахверды-Магома успел уйти.
— Лихое дело! — подвел итог Галафеев, разглядывая, как его кавалерия преследует бежавших в полном беспорядке горцев. — Пусть мне доложат о потерях.
Потери вышли минимальными. Отряд вернулся в вагенбург.
Галафеев планировал действовать далее мелкими партиями, разоряя окрестные аулы, пока они не взмолятся о пощаде. Эта набеговая система русских — жестокая и тотальная —
— Мы вырвем инициативу из рук пророка! Нападем первыми! — моментально принял решение Галафеев.
4-го октября отряд выступил в Шали, оставив батальон куринцев охранять вагенбург. Впереди шли люди Дорохова. Генерал учел ошибки июльского похода и пересмотрел свое отношение к передовой разведке. Или ему накрутил хвост Граббе, настоятельно порекомендовав опираться на опытных кавказцев и вовремя вскрывать засады чеченцев. Так или иначе, но теперь летучий отряд был на острие похода, а не в хвосте колонны.
Шамиль оказался в сложном положении. Он обещал жителям Большой Чечни защиту, но опасался открытого боя. Он видел, что урусы начинают охватывать Шали с флангов, двигаясь по убранным полям. Артиллерия открыла огонь по аулу. Боясь быть отрезанными от леса, горцы побежали. Под выстрелами картечи укрылись на опушке. Селение было оставлено. Русские, продвигаясь по его улицам, поджигали за собой дома. Сильный ветер способствовал распространению огня.
Имам в бессилии сжимал кулаки. Он лично и его наиб Джеват-хан пытались вывести людей из леса. Но тщетно! Стоило им показаться на опушке, как картечные залпы загоняли их обратно. Не помогал даже личный пример. Под Джеват-ханом была убита лошадь, он сам был сильно контужен. Сам Шамиль чуть не погиб. Его засыпало землей и осколками от разорвавшегося поблизости снаряда. Мюриды поспешили его увести поглубже в лес.
— Неприятель уклоняется от открытого боя. Вернемся в вагенбург и продолжим нападения на шалинские хутора, — сообщил своей свите Галафеев. — Поручик Лермонтов! Отправляйтесь к Дорохову и передайте мой приказ: атаковать в конном строю вместе с казаками неприятеля, если он, усмотрев наше обратное движение, попробует снова занять деревню.
Лермонтов с радостью поскакал исполнять приказание. Линейными казаками командовал его старый приятель, ротмистр Мартынов, Мартыш, с которым связано столько воспоминаний юности.
— Mon cher Michel! Ты никак не избавишься от привычки оригинальничать? — встретил поручика легкой насмешкой ротмистр. — К чему сей странный вид? Красная рубашка под сюртуком… Пародируешь генерала Раевского?
— Ты и сам, Мартыш, подвержен неуставным привычкам! Усы отрастил ниже рта… Куда только смотрят твои командиры?[6] — не остался в долгу Лермонтов. — Тебе ли, Соломона сыну, носить запорожские усы и корить меня за канаусовую рубашку? На ней не будет видна кровь, если настигнет меня пуля чеченца, как случилось с бедным Лихаревым. Ты, гляжу, не преуспел на Кавказе? Все ротмистр? Где же твои генеральские эполеты, о которых нам вещал перед отъездом на Кавказ?